Итак, 13 марта 1940 года закончилась советско-финляндская война. Жители приграничных деревень вернулись домой. Вынужденная двухмесячная "поездка к родственникам" (к примеру, из Войницы в Юшкозеро и обратно) в феврале-марте 1940 года осталась в народной памяти как неприятность без последствий (по возвращении "начали жить, как положено"). Трагедия была впереди...

Вторая Мировая война набирала обороты. В апреле-июне Германия оккупировала Данию, Голландию, Бельгию, Люксембург и Францию. Англичане едва успели эвакуировать свои войска через Ла-Манш. В июле Швеции пришлось согласиться на транзит германских войск в Норвегию. В том же месяце решающим образом возрос интерес Германии к Финляндии в связи с началом подготовки военного похода против СССР (план "Барбаросса").

В середине августа 1940 г. в Финляндию прибыл представитель Геринга полковник Йозеф Вельтьенс. Результатом поездки явился договор о транзите германских войск в Норвегию, подписанный 12 сентября [1].

Интересно, что решение о транзите, как и другие судьбоносные для Финляндии решения принимались в "узком кругу", в который входили премьер-министр (с 19 декабря 1940 г. - президент) Ристо Хейкки Рюти, главнокомандующий вооруженными силами фельдмаршал Карл Густав Эмиль Маннергейм, министр обороны генерал-лейтенант Рудольф Вальден и министр иностранных дел Рольф Виттинг. С 3 января 1941 года "узкий круг" пополнил Йохан В. (Юкка) Рангель - новый премьер-министр.

Не менее интересно описание Маннергеймом процедуры принятия решения. Вот Вельтьенс интересуется возможностью транспортировки через территорию Финляндии немецких грузов "хозяйственного назначения", а также проезда отпускников и больных. И сообщает, что в случае положительного ответа "появится возможность получения военного снаряжения из Германии". Маннергейм отвечает, что "решение таких проблем не входит в круг моих полномочий", и докладывает о беседе премьер-министру. Рюти принимает решение. Исполнительному фельдмаршалу ничего не остаётся, как ретранслировать посланнику положительный ответ руководителя [2].

Помимо транзита отпускников, "в течение нескольких недель из Германии в Финляндию морем было доставлено значительно больше военных материалов, чем то количество вооружения, которое западные державы ввезли в страну за все время Зимней войны" [1].

18 декабря 1940 года Гитлер утвердил план "Барбаросса" в окончательном варианте. Тогда же, в декабре, немцы по военным каналам как бы невзначай поинтересовались у финнов: "А много ли времени займет у вас мобилизация финляндской армии?" и в январе 1941 года получили ответ. С этого времени Маннергейм и "узкий круг" знают о плане "Барбаросса", - по крайней мере, в части, касающейся Финляндии, - и, стало быть, становятся соучастниками нападения на СССР. Об этом пишут и финские и наши либеральные исследователи:

"В течение всей Войны-продолжения ["Jatkosota" - финский термин, используемый для обозначения военных действий Финляндии против СССР в 1941-1944 гг. - А.А.] правительство придерживалось тезиса об "отдельной" войне: Финляндия не была союзницей Германии, но "соратницей по борьбе". Во всяком случае, неприятель у них был общий и нападение они подготовили совместно" [1].

"Финляндия готовилась к этой войне обдуманно и целенаправленно и вступила в нее по собственной инициативе. И фельдмаршал играл одну из основных партий в этом ансамбле..." [3]

Геннадий Николаевич Куприянов, в то время первый секретарь ЦК Компартии КФССР, встревоженный суетой у соседей ("в апреле 1941 года нам в Петрозаводске стало известно, что в Финляндию прибывают немецкие войска"), едет в Ленинград за разъяснениями. А.А. Жданов информирует: "...Немцы уверяют нас, что эти войска находятся в Финляндии лишь проездом. Они следуют через Финляндию в северную Норвегию для усиления имеющейся там группировки войск и не предназначены для войны против нас. Гитлер или боится нового английского десанта в районе Нарвика, или сам готовит крупный десант на британские острова. Конечно, Гитлеру во всем нельзя верить..." [4]

Куприянов по возвращении в Карелию немедленно провел совещание по вопросам обороны и мобилизации. "В конце мая 1941 года штаб 7-й армии, которой командовал генерал Ф.Д. Гореленко, переместился из Петрозаводска в Суоярви. 71-я дивизия этой армии расположилась у государственной границы в районе Вяртсиля, Корписелькя и Куолисма. При активной помощи гражданского населения войска приступили к оборонным работам" [4].

В первых числах июня немцы приступили к переброске своих войск в Северную Финляндию. Финны начали выводить на позиции свои войска прикрытия 10 июня. Через неделю главные силы армии получили приказ о мобилизации [1].

22 июня Германия напала на СССР. В своём обращении, зачитанном Геббельсом по радио в 5:30 утра, Гитлер заявил, что германские солдаты борются на берегах Северного Ледовитого океана "в союзе с финскими дивизиями". "У Гитлера не было никакого права на такое одностороннее заявление, - вспоминал Маннергейм. - Не могу удержаться от мысли, что такой поступок преследовал цель поставить Финляндию перед свершившимся фактом, что вынудило бы русских на нападение, но, с другой стороны, я уверен, что русские в любом случае вряд ли бы отказались от нападения на Финляндию" [2].

Заявления Финляндии о нейтралитете не последовало, была лишь рассылка циркуляра своим заграничным представителям, где указывалось "что Финляндия желает остаться на позиции нейтралитета, но будет защищаться, если на неё нападёт Советский Союз" [2]. 23 июня в Москве Молотов вызвал к себе финского поверенного в делах Хюннинена и потребовал от Финляндии четкого определения ее позиции - выступает ли она на стороне Германии либо придерживается нейтралитета [5]. Хюннинен предпочел уклониться от ответа. Финляндия выжидала и дождалась.

"После того как 25 июня русские нанесли по многочисленным объектам в Финляндии жестокие бомбовые удары, спровоцированные действиями германской авиации, премьер-министр Рангель констатировал, что страна вновь находится в состоянии войны с СССР" [1].

Провальная с военной точки зрения бомбардировка 25 июня оказалась главной ошибкой, допущенной руководством СССР в советско-финских отношениях за весь период 1940–1941 гг. По сути, СССР своими действиями собственноручно вручил Финляндию индульгенцию на начало войны с последующей реализацией всех своих планов, разработанных задолго до 25 июня. В результате Финляндия сумела предстать перед мировым сообществом если и не жертвой советской агрессии, то уж, по крайней мере, страной, втянутой в войну в силу обстоятельств, а не по собственной воле [6].

И тут позволительно задуматься. Всем хорошо известно, что Сталин накануне войны жёстко требовал "не поддаваться на провокации", и в результате в глазах всего, что называется, "мирового сообщества" СССР пал жертвой агрессии. И ведь всё равно, позже появилась грязь Резуна-Суворова про то, как "Гитлер сорвал сталинский план войны".

Руководство Финляндии, в отличие от немцев, предусмотрительно позаботилось о "политической соломке". В результате Маннергейм смог в 1944-м выдернуть свою страну из войны и позже поведать миру о том, что правительство его страны "намеревалось 25 июня выступить в парламенте с заявлением о том, что оно приняло решение о поддержке нейтралитета Финляндии". И даже доклад премьер-министра был готов уже 24 июня вечером, но... бомбардировки советской авиации "вынудили правительство пересмотреть вопрос, и теперь ничего иного не оставалось, кроме констатации факта, что Советский Союз начал планомерные военные действия". Таким образом, "советское правительство решило втянуть Финляндию в войну" - заключил маршал [2].

Мало того, что мы сами во всём виноваты, так теперь ещё и ежегодно (а по круглым датам особенно) вынуждены оправдываться, не говоря уже о необходимости растолковывания хитростей текстов Маннергейма его новым читателям.

Интересно, а если б не было кажущейся многим абсурдной установки "не поддаваться на провокации"? И не было бы однозначности "агрессор - жертва" в паре Германия - СССР? Сколько было бы резунов? Или же мемуары оставил бы сам фюрер?

В.В. Кожинов в своём классическом исследовании [7], анализируя вопрос внезапности нападения врага (в главе с "говорящим" названием "Внезапность или неготовность?"), упоминает как в "историческом" докладе на XX съезде КПСС Хрущёв поведал о своём звонке в первые дни войны из Киева в Москву с просьбой выслать винтовки для вооружения ополченцев. А ведь несколькими абзацами ранее в докладе живописалось, что, мол, многие руководители (и сам Хрущёв), в отличие от Сталина, ясно понимали, что Гитлер вот-вот нападёт, но ничего сделать не могли, потому что не обладали сталинскими полномочиями для надлежащей подготовки к нападению. Одно из двух, иронизирует Кожинов, либо Хрущёв не так уж "ясно понимал" предвоенную ситуацию, либо никак не реагировал в практическом плане, поскольку, будучи три с половиной года полновластным "хозяином" на Украине, не удосужился заготовить хотя бы винтовки, производившиеся в стране в количестве 1.8 млн. штук в год.

Конечно же, вопрос о внезапности крайне сложен и уж в любом случае несводим к одной (пусть и очень большой) ошибке одного (пусть и всевластного) человека. Вот и карельские руководители (которые, к слову, запаслись не только винтовками, но и пулемётами), к сожалению, не смогли в полной мере использовать "политическую паузу" Хельсинки.

Куприянов вспоминал, что уже в 7 часов утра 22 июня началось заседание бюро ЦК Компартии КФССР. На нем была зачитана телеграмма ЦК ВКП(б) о развертывании работ согласно ранее утвержденному мобилизационному плану. "Вопрос об эвакуации населения пока не ставился - 22 июня еще не было известно, вступит Финляндия в войну или нет" [4]. Не ставился - так не ставился. Хотя Куприянов ещё в апреле, сразу после встречи со Ждановым, долго беседовал с П.Д. Орловым, советским послом в Финляндии, который "не сомневался, что Финляндия немедленно вступит в войну, если фашисты нападут на нас, хотя о тайном сговоре финского правительства с Германией тогда и ему ничего не было известно" [4].

Немцы быстро продвигались на восток, а в Карелии с 22 по 26 июня на советско-финской границе было относительно спокойно. И нет в воспоминаниях Куприянова фразы, вроде "мы все понимали, что тишина обманчива, что финское наступление начнется со дня на день". А есть совершенно обратное - рассказ о том, как руководитель республики узнает о вступлении соседей в войну... из заявления Рюти по радио.

На Ухтинском направлении до 26-го июня из Кеми к границе на машинах был переброшен только один стрелковый батальон. И только после 26-го основные части 54-й стрелковой дивизии "прошли пешком до Ухты с полной боевой выкладкой 186 километров" [4].

В последних числах июня в Суоярви начштаба 7-й армии генерал-майор Крутиков доложил Куприянову, "что при таком соотношении сил мы не отойдём от государственной границы" [4]. Значит, и эвакуация не нужна? В Ладвозере, например, до последней минуты живут вполне мирной жизнью - возделывают картофельное поле, стирают бельё. Есть чувство тревоги, ведётся строительство оборонительных рубежей.

С 26-го прошло пять дней, с 22-го - девять. И опять - внезапность, как в Бресте.

Войница. 2 июля. "Ходили ночью по домам и сказали: в 5 часов чтобы вся семья в сборе была у ферм. Что берите: теплое белье, продуктов на трое суток, идем в лес. На трое суток... А мне только купили - пальто новое, я его на руку и несу это своё пальто. И всех больных, стариков посадили на телегу и отправились на Ухту... Иду... это пальто своё несу и плачу..." (воспоминания Х.В. Сусловой).