Элиас Лённрот о Войнице

Лённрот встретился с лучшим рунопевцем Беломорской Карелии Архиппой Перттуненом. Основной текст путевых заметок был опубликован в № 56-60 газеты "Helsingfors Morgonblad" за 1835 год ². <...>

Мне предстояло совершить довольно трудный переход от Тормуа до Лонкка - первой деревни на русской стороне. Путь, правда, не более трёх четвертей мили ³, но дорога почти непроходимая. К вечеру я добрался до места и сразу пошел к Мартти, или, как его называли, Мартиска ⁴. Я прослышал, что он отличный рунопевец. И на самом деле он был речист, жаль только, что, рассказывая руны, он часто перескакивал с одной на другую, так что записанное от него годилось лишь для пополнения ранее собранного. Ни одной руны целиком записать от него не удалось. Он усердно пробовал ром из моей бутылки, чтобы освежить память, как он говорил, но от этого мысли его ещё больше путались. Несмотря на это он пел мне до самого вечера и ещё два следующих дня. Хуже всего он пел в последний день, и никак не мог вспомнить новые руны, все повторял старые, уже записанные мною в первые дни. <...>

В Вуоннинен я зашел в дом Мийны, чаще называемый просто домом Теппаны. Мне хотелось встретиться со знакомой хозяйкой ⁵. Но оказалось, что полгода тому назад она умерла от тяжёлых родов. Муж, рассказывая о её смерти, плакал, я также не мог сдержать слёз. [...]

У Теппаны я перекусил, хозяин поставил на стол масло, хлеб и солонину. После того, как я поел, одна старая женщина вызвалась спеть мне несколько песен. За два-три часа я успел записать от неё всё, что она знала. Затем я сходил в дом Онтрея и на ночь глядя покинул деревню. Мне надо было спешить, чтобы не попасть в распутицу. В провожатые я нанял мужчину средних лет. Мы решили доехать до Ювялахти по льду Куйтти. Поскольку дни стояли солнечные, снег на озере растаял, и мы ехали по льду. Ювялахти находится в четырёх милях от Вуоннинен. В путь мы отправились перед заходом солнца. Сначала какое-то время бодрствовали, и провожатый рассказал мне, что хозяин Теппана после смерти жены с месяц был как помешанный. Он пристрастился вдруг к водке и рому, хотя раньше не употреблял ни того, ни другого, почти ни с кем не разговаривал, ел и пил крайне мало. Лишь через три-четыре недели он пришёл в себя, перестал пить и вернулся к прежнему образу жизни.

Солнце село, вид был изумительный, на западе красное во всё небо зарево отражалось на гладком льду. Вдали то тут, то там виднелись острова, поросшие елями, и это придавало пейзажу своё очарование и усиливало впечатление от картины в целом. Бывают моменты, когда нас особенно пленяет красота природы, неожиданно охватывая восторгом наши души. [...] Когда солнце зашло, пурпур небес угас и его сменила ночная мгла, сквозь которую лишь кое-где проглядывали звёзды. Мы  оба  задремали.  Постель была не из  лучших, но  ведь  сон не  всегда  застает  нас в  самом

одежды, которую обычно ничем не застилают. По мне же нет ничего лучше, чем спать на чистой и сухой соломе, которую только что занесли в дом и застелили чистой домотканой простынёй. Даже на самой лучшей пуховой постели не спится так хорошо. Солому настилают в нескольких местах, так что у каждой супружеской пары, а в больших домах их обычно несколько, есть отдельная постель; у холостых парней, равно как и у незамужних дочерей, тоже свои постели. Для более почётного гостя стелют отдельно возле длинного стола, гости же попроще, особенно нищие, должны довольствоваться местом возле двери. И хотя я не имею ничего против отдельных для каждого члена семьи кроватей, поднимающихся в несколько ярусов до самого потолка, как в южной Финляндии, но постели из соломы, настилаемые каждый вечер на полу, мне всё же нравятся больше. Они чище сами по себе, да и днем изба выглядит опрятнее без плохо либо совсем не заправленных постелей. По утрам, когда все уже встали, солому сразу уносят и подметают пол начисто. Во внутреннем убранстве жилых помещений у южных и северных финнов очень много различий. У первых, кроме упомянутых кроватей, по всей комнате наставлено множество шкафов, сундуков, здесь и ушаты для воды, подойники, кадушки и пр. Пол чаще всего грязный. На столе остатки от завтрака, обеда и ужина, тут же неряшливо оставлены хлебные корки, тарелки, миски из-под рыбы и т. д., притом столешница редко бывает чистой. На очаге варится и парится еда для следующего раза. В Саво и на севере Финляндии, а особенно в северной Карелии, избы не захламлены, пол более или менее чистый, столы и скамьи выскоблены добела. В избе нет грязных шкафов, сундуков, ушатов, кадушек и пр., так как для хранения подобной утвари у них имеется специальная клеть, куда всё это убирается после употребления. Для приготовления пищи имеется особая постройка - кота ⁶. Казалось бы, всё должно быть наоборот: южные финны, являясь более состоятельными, могли бы поддерживать лучший порядок в домах, но этого нет.

уничтожена дотла. В здешних краях эту войну называют "суконной", а также "грабительской войной". Первое название произошло от того, что тогдашний фискал ⁹ из Каяни конфисковал у русских сукно, что и явилось поводом к жестокой войне в этих пограничных краях. До той поры здесь жили в мире и поддерживали хорошие добрососедские отношения, тогда как в других местах шла война. Но после конфискации и здесь всё изменилось. Второе название указывает на грабительские набеги, которые и сделали эту войну печально известной. Мы привыкли давать односторонние оценки и содрогаться от ужаса, читая о разорениях, совершённых неприятелем на нашей земле, зачастую забывая о том, что наши земляки действовали ничуть не милосерднее и не человечнее, стоило им оказаться за рубежом, на вражеской земле. Жуткие истории о бесчинствах врагов рассказывают наши старики: о младенцах, заколотых в колыбели, об изнасилованных женщинах, о людях, сожжённых заживо либо как-то иначе замученных до смерти в то злополучное время, - подобное же старики здешних мест рассказывают о действиях наших соотечественников. В ту пору некая группа финских крестьян пересекла границу, грабила и жгла всё вокруг и в волости Вуоккиниеми, и в соседних волостях и сожгла Ухтуа. Потом, говорят, деревня пустовала, а первый житель якобы пришел из Финляндии из прихода Кианта губернии Каяни. Если это правда, пусть она будет подтверждением того, насколько война опустошила этот край, коли на эти  плодородные  места,  поля  и  нивы, расположенные  к  тому  же  на  берегу  богатого  рыбой  озера - что  тоже  было

Из Ювялахти я отправился в село Вуоккиниеми. Зашел в дом Липпонена, с сыновьями которого уже был знаком. Здесь мне сразу же предложили чаю. На следующий день я ходил в ближайшие дома и записывал руны. Меня, в частности, привели в один довольно бедный с виду дом, хозяйка которого, по словам моего провожатого, знала немало хороших рун. Но я никак не мог уговорить её петь, она отговаривалась тем, что во время поста грех заниматься таким пустым делом. Мужчина, сопровождавший меня, сказал, что с самого начала сомневался, согласится ли она, потому что она относится к другой вере. Я спросил, к какой другой вере. "Есть и у нас такие, как ваши кёрты ¹⁰, которые считают себя более святыми, чем все остальные". Он рассказал, что существует три или четыре старообрядческих толка. Я поинтересовался, какие расхождения у них в вопросах религии, но мужчина не смог мне толком ответить на это. [...]

Из дома Липпонена, где меня потчевали чаем, французским вином и другими хорошими угощениями, я направился в Ченаниеми... <...>

Я заночевал в Ченаниеми и до поздней ночи записывал руны от Юрки Кеттунена ¹¹ - хозяина соседнего дома. На следующее утро я продолжил запись. <...>

Пробыв целый день в Ченаниеми, я отправился в деревню Кивиярви, находящуюся в двух с половиной милях отсюда. Теперь взору открывалась иная картина, по сравнению с той, что я видел, когда ехал из Лонкка, в Вуоннинен. До этих мест земля была почти полностью свободна от снега, но чем ближе мы подъезжали к Кивиярви, тем лучше становился санный путь. Распутица меня уже не страшила, и я пожалел, что не задержался подольше в деревнях Ухтуа, Ювялахти и Вуоккиниеми. А в Кивиярви снегу было ещё на пол-локтя.

Не задерживаясь здесь долее, я отправился в деревню Латваярви, расположенную, в стороне, в миле отсюда, где некий  крестьянин  Архиппа  слыл  хорошим  рунопевцем.  Это был уже  восьмидесятилетний  старец ¹²,  обладавший  на

Говоря это, старик растрогался чуть не до слёз, да и я не мог без волнения слушать его рассказ о добрых старых временах, хотя, как это часто бывает в подобных случаях, большая часть похвал старца основывалась лишь на его воображении. Старинные руны пока ещё не забылись настолько, как он полагал, хотя их на самом деле становится всё меньше и меньше. Руны ещё можно услышать в наши дни, возможно, их услышат несколько поколений и после нас. Неверно и то, что к рунам относятся с пренебрежением. Наоборот, когда их поют, то слушают и молодые и старые. <...>

В сентябре 1836 г. Элиас Лённрот вновь побывал в Войнице - на этот раз фактически проездом - в самом начале своего седьмого путешествия (1836 - 1837 гг.), целью которого было посещение всех тех мест, где бытует финский язык. По характеристике У.С. Конкка "эта поездка оказалась самой продолжительной и была совершена в двух направлениях - на север и юг. Сначала Лённрот отправился на север, в деревни Ухтуа, Куусамо, Кереть, Ковда, Кандалакша, Кола, Инари, Соданкюля, Куолаярви, а дальше через Куусамо и Кианта в мае 1837 года вернулся в Каяни. Затем Лённрот отправился на юг, сначала в деревни Вуоккиниеми и Репола, а оттуда в финляндскую Карелию, где пробыл до поздней осени..."

В заключение публикации мы приводим отрывок из отчёта, написанного Лённротом по итогам седьмого путешествия.

Редакция voinitsa.ru / войница.рф

 ¹ "Топонимические названия даны так, как в оригинале, поскольку это соответствует исконной народной топонимике" (из вступительной статьи).

 ² "Поскольку в первой половине XIX века главенствующая роль в Финляндии принадлежала ещё шведскому языку, большая часть опубликованных в книге материалов написана Лённротом по-шведски (письма, отчёты, очерки в шведоязычных газетах). Эти тексты для финского издания перевёл Ялмари Хахли" (из вступительной статьи) [таким образом, публикуемый текст является двойным переводом: со шведского на финский и с финского на русский - публ.].

 ³ Старая финская миля - 10 верст.

 ⁴ Мартиска - Карьялайнен Мартти (год рождения неизвестен, умер в 1839 г.). Непродолжительное общение Лённрота с этим рунопевцем принесло собирателю разочарование. Однако последующие собиратели и исследователи оценили поэтический дар Карьялайнена. Его сыновья Максима и Теппана были тоже рунопевцами. Рунопевческий род Карьялайненов, наряду с Перттуненами и Малиненами, является одним из самых известных в северной Карелии.

 ⁵ См. четвёртую поездку.

 ⁶ Кота - конусообразное строение из жердей, напоминающее лопарскую вежу. Устанавливалась во дворе и предназначалась для варки пойла скоту, нагревания воды и пр.

 ⁷ Волость Вуоккиниеми (Вокнаволоцкая волоcть) и волость Паанаярви (Панозёрская или чаще Погосская волость) - административно-территориальные единицы Кемского уезда [прим. публ.].

 ⁸ Северная война (1700 - 1721) — война между Россией и Швецией, закончилась поражением последней в 1721 году и подписанием Ништадтского мирного договора [прим. публ.].

 ⁹ Фискал (фин. viskaali) - общественный обвинитель в Финляндии.

 ¹⁰ Кёрты (фин. körttiläiset) - пиетисты. Пиетизм (благочестие) был мистическим течением протестантизма, ставившим религиозное чувство выше догм. Отрицательное отношение пиетистов ко всякого рода развлечениям граничило с ханжеством.

 ¹¹ Юрки Кеттунен - карельский рунопевец, двоюродный брат Петри Кеттунена, родом из деревни Чена. От него записывал руны Топелиус. Лённроту Юрки напел семь рун, сюжеты которых относятся к центральным в композиции "Калевалы".

"Сакари Топелиусу, окружному врачу Нюкарлебю, что на берегу Ботнического залива, принадлежит особое место в истории рождения "Калевалы". Он собирал в своей округе народные песни, а после того, как болезнь приковала его к креслу, начал издавать их отдельными выпусками. Летом 1820 года к Топелиусу случайно зашли двое коробейников из Вокнаволокской волости (многие крестьяне приграничных карельских деревень в виде отхожего промысла занимались разносной торговлей в Финляндии). Карелы спели по просьбе Топелиуса эпические песни, и от них он узнал, что рунопевческая традиция еще жива в карельских деревнях. Это было открытие, значение которого Топелиус сразу понял. С той поры он просил направлять к себе всех коробейников-карел. В 1821 году ему удалось записать от Юрки Кеттунена из деревни Чена близ Вуоккиниеми (Вокнаволока) шесть длинных рун. Публикации эпических песен восточных карел привлекли внимание любителей старины и вызвали удивление, потому что никто не предполагал о существовании рунопевческого искусства за пределами Финляндии. Именно Топелиус-старший указал собирателям путь в русскую Карелию, о чем он неоднократно писал в предисловиях к отдельным выпускам своего сборника "Старинные руны финского народа, а также современные песни". Там, за пределами Суоми, писал Топелиус, в некоторых волостях Архангельской губернии "еще звучит голос Вяннямёйнена, там звенит еще Кантеле и Сампо, и оттуда я получил свои лучшие руны, которые бережно записал"." (из вступительной статьи)

¹² Это был уже восьмидесятилетний старец... - Архиппа Перттунен сын Ивана (около 1769-1841) - старший, известный науке, представитель рунопевческого рода Перттуненов. В целом от него, учитывая записи собирателей после Лённрота, записано около 60 рун. Признан исследователями самым талантливым из карельских рунопевцев. Лённрот ошибся относительно возраста А. Перттунена. По церковным книгам Вокнаволокской церкви, которые хранятся в Архангельском государственном архиве, год рождения Архиппы приходится на 1768—1771 гг. (по разным документам вычисляется по-разному). Принято считать годом рождения А. Перттунена 1769 г., на основе первой записи (метрическая запись о рождении отсутствует). Лённрот не называет фамилии Архиппы, как и некоторых других рунопевцев. В официальных документах фамилия Пертуев появляется значительно позже. В церковных книгах Архиппа Перттунен обозначен как Архип Иванов, т. е. сын Ивана, а его сын, рунопевец Мийхкали, как Михаил Архипов, т. е. сын Архипа. Архиппа сокрушался, что из его сыновей не выйдет рунопевцев. Однако его сын Мийхкали (около 1815-1899) был самым известным рунопевцем северной Карелии во второй половине XIX в. Односельчане говорили, что его старший брат Матти был более искусным певцом, но он умер раньше, чем собиратели вновь посетили этот край.

¹³ Кекман К. Н. - секретарь Финского литературного общества в 1831-1838 гг., первый преподаватель финского языка в Гельсингфорсском университете (с 1829 года).

¹⁴ Имеется в виду рукопись, которую Лённрот зимой 1834 года отправил в ФЛО для напечатания.