Александр Евграфов
 
© А.М. Евграфов, 2017
 
 

 
 

 

А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,        

Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять.

 

В. Высоцкий  

 
 

Решение о дне выезда созрело как-то само собой. Почему-то внутренне почувствовал, что пора. Ничего не мешает - это одно, откладывать уже нет значимых причин - это второе, и третье - отложи на день и не дай бог найдётся ещё что-то, что задержит, а там глядишь, и вовсе никогда не сбудется. А поездка для меня очень значимая и нужная, которую захотелось совершить ещё в детстве, чтобы посетить могилы павших на войне родственников. Давно это было - моё детство, лет пятьдесят с лишним, а многое помнится довольно отчётливо. Периодически всплывают в памяти события, люди, поступки и размышления того времени, которые плавно переходят в размышления нынешние.

 

Начало шестидесятых годов, мне лет шесть-семь. Я уже знаю, что была война, очень большая и страшная, и погибло очень много людей. В то время, пусть даже маленькому человеку, не знать о войне было невозможно. Потому что, хотя уже прошло более пятнадцати лет после окончания войны, а она всё не давала о себе забыть. Жила в людях, что чувствовалось по разговорам старших и дома, и у бабушки, где я воспитывался с моими двоюродными братьями как в детском саду. По разговорам мальчишек на улице, из фильмов, которые за пять копеек можно было посмотреть в клубе, и, конечно же, по радио, которое тогда в домах выключалось редко, там довольно часто звучали песни военных лет или посвящённые тем годам. А так же радиопостановки о войне, рассказы о подвигах советских людей, воспоминания ветеранов. Одним словом, информации было достаточно.

 

Итак, решение окончательное: выезжаю завтра, в воскресенье 14 июня, часов в 5-6 утра. Пошёл, объявил о своём решении жене и сказал, что сейчас прямо начинаю сборы, т.е. еду в магазин за продуктами в дорогу. Надо заметить вопросов со стороны жены особливо не было, она видимо уже догадывалась, что рано или поздно день настанет, и отговорить меня не получится. Напротив, сказала, что поможет с выбором продуктов и вообще со сборами, заметив также, что лучше всё же ехать вдвоём. Наши уважаемые соседи были также на её стороне. Признаться честно, изначально планировал ехать один, но почему бы и нет. Всё, едем оба, оставив дом и огород на соседей. Благо взаимовыручка с ними давно уже отлажена. Подготовка собственно сводилась к закупкам и укладыванию в машину всего необходимого в дороге. Машину уже посмотрел заранее, навигатор проверил после перезагрузки. Помыв машину и уложив всё необходимое, распечатал из интернета маршрут с указанием населённых пунктов и расстояний между ними. Тут и нашлось занятие в дороге для жены. Быть в некотором роде штурманом и отмечать наше продвижение по маршруту. В общем, день прошёл в сборах. Спать лёг пораньше, а жена Валя продолжала хлопоты на кухне. Конечно, заснуть сразу не получилось, и в размышлениях о поездке опять мыслями вернулся в то далёкое время, когда я постепенно всё больше узнавал о войне. А именно один поучительный случай, который произошёл дома, и, как сказала мать, что, слава богу, без посторонних. Я уже учился в начальных классах. В то время почитай в каждом доме на стене висели отрывные календари или попросту чисельники, откуда можно почерпнуть массу разнородной интересной информации, вплоть до анекдотов. Мама купила новый календарь, и я по примеру отца решил его почитать. Зная все праздничные дни в году, вдруг обнаружил, что девятое мая, День Победы - не выходной день и листочек не оформлен красным цветом. У меня в голове явная нестыковка. Дня не проходит, чтобы по радио не сказали о войне и тут Победа в Великой Отечественной войне - не праздник. Был вечер, все были дома и я сразу же с этим вопросом к отцу. Я не запомнил, что ответил отец, но из чулана (так называлась наша кухня) вышла мама и больше поучительно, чем строго, сказала, чтоб я не вздумал ещё где-нибудь это спросить. Конечно, подобный ответ порождает новый вопрос, но тогда почему-то вопросов больше задавать не захотелось. Наверное, повлияла мамина интонация, заставившая, видимо, задуматься, что не всё так просто в жизни, и как бывает сложно порой ответить на простой вопрос человеку, который так мало знает о жизни, в которую вступает. Уже много позднее, конечно, стало понятно мамино предостережение. Но тогда этот случай быстро забылся, как говорится до поры - до времени.

 

То ли возрастная привычка вставать к нужному времени, то ли перемещения жены по кухне, но проснулся буквально за пару минут до будильника. По количеству всего съестного, приготовленного в дорогу, было видно, что Валя даже и не прилегла. Подумалось, ладно, отоспится в дороге. Ведь в штурмане нет крайней необходимости при наличии навигатора. Однако ж при виде кульков и пакетиков с едой что-то доброе и тёплое шевельнулось в душе. Вспомнилось как бабушка и мама в своё время собирали в дорогу гостей, отца в командировку или нас с братом уезжающих в город на учёбу. Умеют наши женщины это делать. И ничего не бывает лишним. Всё поедается без остатка.

 

Приведя себя в порядок, пошёл в гараж к машине. Настраивая навигатор, услышал уже знакомые слова, что связь со спутником установлена и про плохие метеоусловия приёма, хотя светило солнце и погода была достаточно хорошая. Плохим метеоусловиям я значения не придал. Хотя именно это обстоятельство в дальнейшем внесло коррективы в наше путешествие.

 

Выехали в назначенное время. Дорога до Казани была знакома, и всё, что сообщал навигатор, в расчёт пока не бралось. Но это только пока, поскольку путь предстоял дальний. Самая дальняя и, по этой причине первая точка нашего путешествия находилась от дома за две с лишним тысячи километров - посёлок Войница Калевальского района Карелии. Это совсем близко от финской границы. Там погиб брат моего отца, мой дядя, Александр Алексеевич Евграфов, 1902 года рождения. Мобилизован на фронт в 1941 году Краюшкинским РВК Алтайского края из деревни Новая Повалиха, куда уехал, как рассказывал мне мой отец, вместе с семьёй на постоянное место жительства в середине 30-х годов. В мирной жизни рядовой колхозник, а на войне красноармеец 1219 стрелкового полка 369 стрелковой дивизии, провоевал до 1944 года и погиб 15 сентября. По воспоминаниям моего отца, кто-то из однополчан прислал семье Александра Алексеевича письмо, в котором сообщалось, что он не вернулся из разведки. Вот к местам его гибели и лежал наш путь. Первый пункт из трёх, которые нам предстояло посетить.

 

Шёл уже третий час нашего путешествия, когда мы, проехав Казань по объездной дороге, приближались к Йошкар-Оле. Дорога шла лесом. Тут то и настала пора навигатору вмешиваться в ход нашего путешествия. Как говорится, что за путешествие без приключений. Видимо, вследствие затруднённой связи со спутником, навигатор не сообщил нам заранее о предстоящем повороте направо, а когда он это сделал, то мы уже находились на перекрёстке. При скорости свыше ста километров в час делать поворот на девяносто градусов буквально на месте было бы просто самоубийственно. И нам ничего не оставалось, как проводить глазами поворот и ехать уже не намеченным путём, соображая при этом как быть дальше. Тут же развернуться возможности не было. От встречной полосы нас отделяло разделительное заграждение. Припоминая, что ранее в дальних поездках навигатор, видимо по той же причине, устраивал нам подобные сюрпризы, но при этом быстро возвращал нас на потерянную дорогу, я решил всё же ехать вперёд. И как показали дальнейшие события, наши надежды были напрасны. Возврата на потерянную дорогу всё не было, а дорога становилась хуже. Всё же доверяя навигатору, мы решили не разворачиваться. Не вдаваясь в подробности всех перипетий, скажу лишь, что нас качало, мотало, трясло, и разок сильно задели кочку днищем кузова нашего автомобиля. Короче говоря, дорожных "прелестей" было предостаточно. В итоге, когда мы вернулись на прежний маршрут, получилось, что мы потеряли часа два-три и сделали крюк более сотни километров.

 

Дорога наша стала менее беспокойной. Ровная дорога и такой же ровный гул двигателя постепенно успокаивали. Мой "штурман" начал потихоньку дремать и вскоре вовсе заснул. Бессонная ночь взяла своё. Между тем, хотя мы и выехали на вполне цивилизованную дорогу, местность, по которой пролегал наш путь, немного поменялась. Леса стали попадаться всё чаще, открытые же места всё реже. Успешное же продолжение нашего путешествия всецело легло на мои плечи. Пора было подумать и о заправке, как бензином, так и газом. Газом заправлялись последний раз около Казани и на данный момент уже изрядно ехали на бензине. И только тут я подумал о том, что нам самим-то давно пора было чего-нибудь поесть. Время было далеко за полдень, если не сказать, что ближе к вечеру. За дорожными перипетиями мы вовсе забыли про обед. Однако же решил жену не тревожить и прежде заправить автомобиль.

 

Проведя все необходимые заправки и свою собственную подзаправку, если можно так выразиться, мы продолжили наш путь. До Вологды доехали совершенно спокойно, без приключений, и остановились на первый запланированный длительный отдых. После восемнадцатичасового пути нужно было поспать. Долго поспать, конечно, не получилось. Во-первых: не спать приехали, и нам предстоял ещё очень длительный путь, во-вторых: спать в автомобиле, даже на откинутых сиденьях, не очень удобно и в-третьих: на ночлег мы остановились на автозаправке, предварительно, конечно спросив разрешение у заправщицы, и шум проезжавших машин не давал толком заснуть. Поэтому, почувствовав небольшой прилив бодрости, решили продолжить путь. За завтраком мы полностью израсходовали запас горячей воды в термосе. Работница заправки весьма охотно вскипятила для нас чайник, и наш термос был снова полон. Надо отметить, это не единственный добрый человек, которого мы повстречали в нашем достаточно длительном путешествии. И сейчас о тех людях я вспоминаю с благодарностью.

 

Итак, мы продолжили путь. Дорога от Вологды до Медвежьегорска и далее до Калевалы запомнилась лишь отдельными моментами. Первый момент - это то, что на незначительном расстоянии от Вологды вдоль дороги, на небольшом отдалении от неё, то справа, то слева стали встречаться фигуры сложенные из валунов, напоминавшие снеговиков, по два или три валуна положенные друг на друга. Нам обоим понравились эти фигуры. Немножечко подивились чьей-то фантазии и выдумке украсить дорогу местным колоритом. А ближе к Медвежьегорску мы обратили внимание на стройные сосны с ветками лишь у самой макушки, которые росли на возвышении вдоль дороги. На фоне солнца они показались мне гигантскими карандашами, которые кто-то натыкал вдоль дороги. Оба этих момента мы не засняли на фотоаппарат, даже как-то забыли, что он у нас имеется. До сих пор об этом жалею. Зато когда вспомнили про фотоаппарат, всё же старались понравившиеся нам места фотографировать. Доехав до Медвежьегорска, на бензозаправке узнали, что газовая заправка в городе одна и далее в сторону Калевалы таких заправок нет. Пришлось поколесить по городу в поисках газовой заправки. Посмотрели город, шлюзы и старинный храм деревянной постройки. Хотя, честно признаться, это разум заставлял останавливаться и фотографировать, душа стремилась вперёд, ехать и ехать. Объясняется это следующим фактом. Умом я понимал, куда я еду и что сбывается то, что я давно хотел сделать, а в душе почему-то не верилось. Неужели сбывается то, что когда-то, почти пятьдесят лет назад, зародилось в моей ещё мальчишеской голове. Поэтому хотелось скорей убедиться, что всё это на самом деле. А зародилась эта мысль при следующих обстоятельствах. Мысленно опять возвращаюсь в 60-е годы. Уже День Победы - праздничный день. Как я уже упоминал, радио в домах почти не выключалось. Я даже уроки учил с включенным радио. Тогда стали появляться передачи о посещении женами или детьми мест захоронений погибших солдат. Я, конечно же, поинтересовался у родителей, о том кто из нашей семьи погиб на фронте. Тогда мы уже знали, что отцы всех мальчишек с нашей улицы были на фронте. Помню как в разговорах о войне среди мальчишек мы с братом скромно, чтобы не прослыть хвальбишками, сказали, что наша мама тоже была на войне. При этом старались скрыть распирающую нас гордость за нашу маму, чтобы про нас не сказали наши друзья, что мы хвалимся не своими заслугами, учитывая при этом, что и своими-то успехами хвалиться не было принято в мальчишеской среде. Это о живых. А вот про погибших мы почти ничего не знали. Поэтому и возник такой вопрос. Вот тогда я и узнал от отца, что на войну из большой дедушкиной семьи ушли семь мужчин, и не вернулись четверо: это старший брат отца Василий и его сын Александр, и средний брат Александр, и его сын Николай. Следующим вопросом был вопрос о том, а почему бы не посетить их могилы. Отец тогда ответил, что было бы неплохо это сделать, если уточнить все места, что есть некоторые неточности. Совсем другую трактовку этого вопроса я получил от старшего брата. Он слышал этот разговор и потом уже без родителей, сказал, что этот вопрос не следовало задавать, т. к. неизвестно наберётся ли денег у родителей на эту, по всей видимости, неблизкую дорогу и напомнил о разговорах родителей о подготовке нас к новому учебному году. Мне стало неловко. С того момента я стал учиться соединять желания с реальными возможностями. Вопрос этот больше мною не задавался, но в голове остался, как говорится до лучших времён. Позднее в армии и будучи студентом, я мысленно возвращался к этому вопросу. Став совсем самостоятельным, более предметно планировал скопить какую-то сумму и совершить поездку вместе с отцом. Однако ж "лучшие времена" всё не наступали. Ответы из Подольского архива приходили не обнадёживающие. Время шло, и совместная поездка с отцом стала просто невозможной по причине его неважного здоровья, и без него тоже невозможной, т. к. ему требовалось постоянное моё присутствие дома. Вплоть до его кончины. Спустя же какое-то время, уже знакомые девчонки из военкомата, которые принимали мои запросы, рассказали об ОБД "Мемориал". И только тогда, благодаря интернету, исполнение давнего, давнего желания стало приобретать более зримые черты. И вот я еду, хотя и без отца, но всё же еду. И самому не верится.

 

Меж тем дорога уводила нас дальше и дальше от Медвежьегорска и всё ближе к цели нашего путешествия. Дорога от Медвежьегорска запомнилась нам довольно масштабным строительством. Промежутками в десять-двадцать километров попадались работающие бульдозеры, самосвалы, грейдеры, скреперы и прочая дорожно-строительная техника. Видно было, что строительство велось не на скорую руку, а основательно и качественно. Насколько я могу судить о технологии строительства дорог. И когда мы въезжали на уже готовые участки дороги, ехать было одно удовольствие. Машина шла легко и плавно. Слышно было гул мотора и лёгкое шуршание шин по идеально ровному асфальту. Приятно также было видеть, что срубленный кустарник перемалывается в мелкие щепки, видимо для дальнейшего использования. Не сжигается, не оставляется на гниение. Вообще к вопросам экологии и рачительного использования природных ресурсов я не равнодушен. Видимо поэтому и запомнил эти детали. Второй день нашего путешествия заканчивался. До Калевалы оставались считанные километры. И к этому моменту я окончательно убедился, что с нами произошла вторая неприятность: вышла из строя "печка" в автомобиле и салон наших Жигулей 14-й модели не обогревается. На улице семь-восемь градусов, сыро, т. к. временами моросит дождь, и мы уже давненько зябнем.

 

Однако же мы всё же прибыли в Калевалу, где встречал нас Александр, местный житель. С ним я с самого начала поддерживал связь, решая вопрос увековечивания имени погибшего воина. Теперь я числю его своим добрым знакомым, так же как и Алексея, его помощника и советника по историческим вопросам, так мне его отрекомендовал Александр. Эти два человека своими добрыми делами поспособствовали, чтобы эта поездка стала возможной. Я очень им благодарен.

 

При первой встрече Александр произвёл приятное впечатление, которое в дальнейшем только укрепилось. Он предложил нам проследовать за ним на автомобиле к месту ночлега. Мы сели в автомобиль, чтобы так и сделать. И тут случилась третья неприятность нашего путешествия. После запуска двигателя из-под машины раздался рёв. Как говорится, Бог троицу любит, и уж ежели открыли счёт приключениям, так их должно быть не менее трёх. Глушитель, видимо, всё же не выдержал езды по ухабам и злополучной кочки и дал трещину. Так что дальнейшее наше путешествие происходило в холодном автомобиле и с весьма заметным шумовым сопровождением. Но это всё так, к слову. Ночлег нам был определён у мамы Александра, Тамары Николаевны, миловидной женщины и, как оказалось, доброй хозяйки. Она будто угадала, что мы прилично прозябли. Предложенная нам банька согрела не только наши тела, но и души. За ужином помянули погибших на войне солдат. Потом чаепитие и достаточно длинный разговор, как говорится "за жизнь". Хотя, если выражаться точно, говорила Тамара Николаевна, мы лишь изредка задавали вопросы и только слушали. Другой климатический пояс, несколько иной уклад жизни, нам было интересно и мы всё слушали и слушали неторопливый рассказ хозяйки. Из её же рассказов мы узнали, что в окрестностях Медвежьегорска (по местному выражению Медгоры) снимались такие известные фильмы как "А зори здесь тихие" и "Любовь и голуби". А строящаяся дорога, о которой я рассказывал, будет пролегать до Мурманска. За разговором мы забыли о времени и, видя в окно, что темноты нет, полагали, что ложиться спать ещё рано. Когда же посмотрели на часы, была уже почти полночь. Мы совсем не учли, что заехали в зону "белых ночей" и темнота не наступит вообще. После почти двухсуточного сидения в автомобиле и бани уснул сразу и будто сразу же и проснулся, но было уже утро. Пора было вновь отправляться в путь. После утреннего чая, мы сфотографировались на память и, поблагодарив Тамару Николаевну, выехали в Войницу, где ждал нас Александр. Дорога в Войницу была не широкая, хорошо укатанная и, хотя временами шёл дождь, грязи не было. Дорога шла то лесом, то по краю озера или поросшего травой болота при этом резко виляя вправо и влево, чередуя при этом крутые спуски с такими же подъёмами. По краям дороги часто попадались поросшие мхом валуны. Мох также покрывал землю в лесу и, казалось, был везде. Во всяком случае, так мне сейчас вспоминается, хотя там была и иная травянистая растительность. Иногда среди деревьев мелькали люди с вёдрами. Как мы узнали потом, люди собирали ягоды, что являлось приработком местного населения. В общем, дорога своим разнообразием и необычностью показалась нам весьма интересной и недлинной. Вместе с тем при всей необычности местности останавливаться и терять время на фотографирование окружающих красот не хотелось. Причину своей торопливости я уже объяснял ранее. Поэтому, зная, что возвращаться будем тем же путём, фотографирование оставили на обратную дорогу.

 

И вот мы в Войнице. Чтобы зафиксировать это для меня историческое событие, мы остановились и сфотографировали дорожный указатель "Войница". Надпись была сделана русскими и латинскими буквами. То же самое мы делали ранее, въезжая в Карелию и в Калевалу. Александр встретил нас у дома. На крыльцо вышла Тоня, так она нам представилась, жена Александра. После обычных в подобных случаях слов о дороге и прочем, нас пригласили в дом. Движимый только одним лишь желанием, как можно меньше утруждать хозяев своим присутствием и без того сделавшим для нас очень много, я попробовал было отказаться, ссылаясь на недавний завтрак у Тамары Николаевны. Но предложение было повторено и почувствовалось, что оно совсем не "протокольное", а в этом случае можно нечаянно обидеть хозяев. Да к тому же заморосил мелкий дождь, заставляя нас соглашаться на приглашение, и мы вошли в дом. Хотя, справедливости ради, нужно признаться, было приятно, что нас так принимают. За чаем говорили о цели нашего путешествия, куда ещё нам предстоит проехать. Заодно и пояснить, почему между дядей и племянником, т.е. между Александром Алексеевичем и мной временной промежуток в два поколения, более пятидесяти лет, тогда как обычно бывает лет двадцать-тридцать. Чтобы читателям было понятно, приведу это объяснение и здесь. Мой отец был поздним ребёнком в семье деда. К моменту его рождения старшие дети моего деда, братья моего отца, уже были женаты и имели своих детей. Получается, отец был не только сыном моего деда, но и дядей для детей старших братьев, причём его племянники были старше дяди, т.е. моего отца. Ситуация довольно непривычная. Старшие братья были старше отца. На двадцать семь лет Василий и на двадцать два года Александр. Соответственно, и мои двоюродные братья были старше меня, если брать только погибших, Александр - на тридцать три года, Николай - на тридцать два года. Увеличение разницы в возрасте я объясняю тем, что отец женился в более позднем возрасте, чем его старшие братья. Причина тому - война.

 

За окном появилось солнышко, как бы напоминая о цели визита. И мы, поблагодарив Тоню, направились к выходу. Александр вновь предложил проследовать за ним на машине. Братская могила была в образцовом состоянии. Как пояснил нам Александр, сделано это было около года назад к семидесятилетию освобождения Карелии.

 

Настал волнующий для меня момент. Неужели сбылось то, что так давно хотелось сделать?! Казалось бы так просто: сел в машину и через двое суток ты здесь. Но, проследив мысленно весь отрезок времени от зарождения мысли до её осуществления, простым делом это уже не казалось. Особенно последние полгода, когда предпринимались конкретные шаги к непосредственному осуществлению задуманного, и вплоть до самого момента отъезда оставались опасения, а вдруг что-то непредвиденное вмиг сломает все планы. Почему-то казалось, что если я не поеду сейчас, то я не смогу уже никогда, и моя мальчишеская мечта рухнет с оглушительным грохотом. Правда слышно будет этот грохот только мне одному. Согласись, уважаемый читатель, когда такое в твоей жизни рушится,  пережить это бывает трудно.  Это я сейчас,

уже осмыслив всё произошедшее, последовательно излагаю свои мысли и чувства. А тогда всё это на интуитивном уровне в один миг пронеслось в голове и стало вдруг как-то не по себе. А не поздно ли я приехал? Он, наверное, и ждать-то перестал. Передо мной лежала чёрная гранитная плита с дополнительным списком погибших из восьми фамилий, и первым значился Евграфов А.А. Почему-то не по алфавиту, впрочем, это совсем не важно. Прости нас, дядя Саша, если что не так. Надеюсь, строго не осудишь за столь позднее появление в местах твоей гибели. Мы возложили венок на братскую могилу в знак памяти всех покоящихся здесь солдат и отдельно букет цветов на плиту с именем Александра Алексеевича. Затем по старинному обычаю высыпал на холмик братской могилы горстку земли, привезённую с собой с родины. Постояли, помолчали. Разговаривать не о чем, да и не хочется. Потом мы сделали несколько фотографий на память. С холма, на котором располагалась братская могила, окинул взором окрестности, и молча задал сам себе вопрос, а где-то на самом деле покоятся его останки и как он погиб? Может быть, просто в разведке наткнулись неожиданно на врага, и погиб он в короткой схватке или остался прикрывать уходящих товарищей? Этого не узнать никогда. Так я размышлял, стоя на ровно уложенной брусчатке. Всё происходящее при этом: действия, мысли, внутренние ощущения я старался запомнить, чтобы потом вернуться к этому и основательно осмыслить, потому что событие в моей жизни далеко не рядовое.

 

 

 

 

...Передо мной лежала чёрная гранитная плита...

 

 

...Сделали последний кадр уже под дождём...

 

Снова заморосил холодный дождь. Сделали последний кадр уже под дождём. Надо было уходить. Не потому что дождь, а потому что миссия выполнена. Пора. И ничего тут не поделаешь. Мы сели в машины и вернулись к дому Александра.

 

Далее бразды правления взял в свои руки Александр. Молчавший до этого, он несколько оживился и предложил нам пересесть в его машину, чтобы показать нам местные красоты. Мы, конечно, и не рассчитывали ни на какие экскурсии. Но экскурсия с местным гидом?! Грех отказываться. На время нашей экскурсии как по заказу вновь показалось солнышко. Мы увидели чистоту и прозрачность воды рек и озёр, красивые пейзажи, ровные как стол зелёные и обманчивые травянистые покрывала болот, послушали шум воды на каменистых перекатах, напоминавших кадры из фильма "А зори здесь тихие". Так же потрогали руками прохладный, бледно-зелёный мох, нога в который глубоко погружается и при этом кажется, что вот-вот и подошва там внизу коснётся воды. Мой "штурман", т.е. моя жена Валентина, взяла на себя роль фотографа и старалась запечатлеть все достопримечательности. При переездах от одного объекта экскурсии к другому Александр давал необходимые комментарии к тому, что мы видим, а также рассказал несколько реальных историй из жизни, участником одной из которых он был сам. Истории эти были настолько удивительны своей непредсказуемостью, на какую способна только реальная  жизнь,   настолько  же  и  трагичные,   когда   погибали  люди.  И

причиной всему была война. В завершении той небольшой экскурсии Александр предложил нам посмотреть границу, предупредив при этом, что фотографировать там нельзя. Мы приехали к контрольно-пропускному пункту, где, как полагается, был шлагбаум со знаком "Стоп", знак обозначения таможни, колючая проволока и контрольно-следовая полоса. Ещё на подъезде к КПП я разок щёлкнул фотоаппаратом, чтобы хоть что-то оставить от посещения границы. Мы остановились метров за тридцать от КПП. Вышел пограничник, и Александр вышел из машины, пояснив нам, что он обязан объяснить ему своё появление в районе границы, такой порядок. Пока происходил разговор Егорова с пограничником я, осмотрев всё вышеперечисленное на КПП, мысленно провёл под шлагбаумом линию по земле, отметил для себя, что это именно та черта, где кончается наша необъятная Родина. Я за всю жизнь ни разу не был на границе. Потом посмотрел вдаль поверх остроконечных елей на белые облака на фоне голубого неба и подумал, что облака, наверное, уже финские, и небо финское и всё там уже не наше. В это время Валя, уже видимо окончательно вжившись в роль фотографа, как истинный папарацци, для которого не существует запретов, уловила момент, когда Александр стоял ровно между нами и пограничником, исключив ему, тем самым возможность увидеть вспышку от фотоаппарата, сделала один снимок КПП, но уже поближе, и этим была заметно довольна. На этом наша короткая, но очень содержательная экскурсия закончилась. Мы вновь вернулись к дому и вновь были приглашены в дом, теперь уже на обед. Мы на этот раз не отказывались, убедившись утром, что приглашение искреннее, а дорога предстоит дальняя. Разговор за обедом получился более оживлённым. Мы рассказали чуть поподробнее о себе, хозяева о себе. При этом непроизвольно отмечались сходства и различия в условиях жизни, в решении житейских проблем и прочих делах.

 

Обед незаметно подходил к концу, а значит и завершался наш визит в Войницу. Мы стали благодарить хозяев за добрый, замечательный приём и за всё, что сделали для нас. Тоня собрала нам свёрток в дорогу. Мы были тронуты таким вниманием к нам, в общем-то, к чужим для них людям. Но, видимо, человек потому и именуется человеком, что далеко не всегда поступает рационально. Душа заставляет поступать по-другому. Вот уже мы на улице. Последний миг общения. Осталось только пожать руки и расстаться. Хотелось что-то сказать особенное, чтобы они поняли, сколь значима для нас их помощь. Но слова получались какие-то обычные, сухие и невыразительные. Я чувствовал себя беспомощным, как растерявшийся мальчишка, в голове которого когда-то давно зародилась мысль об этой поездке. На том мы расстались. Уже от машины Валя, будто на прощание, сфотографировала дом, где  нас  так  хорошо  приняли,  и  мы  поехали.  Выезжая из

 

 

 

...Я снова стоял перед чёрной гранитной плитой...

посёлка, мы снова заехали к братской могиле, теперь уже попрощаться, и, видимо, уже навсегда. Я снова стоял перед чёрной гранитной плитой и думал о том, что я уезжаю навечно, точно так же навечно, как остался навечно, лежать в этой земле Александр Алексеевич. Валя сделала ещё несколько фотографий. Потом я какое-то время стоял, осматривая с пригорка леса, небо, луга. Хотелось запомнить, впитать и увезти с собой часть этого пространства, куда я так долго стремился попасть, в котором покоятся останки моего родственника, отдавшего свою жизнь за мою жизнь, за жизни моих детей, внуков, родственников, друзей, соседей и всех, всех нас, за всё, что именуется Россией. Вот и всё. Одно из мест нашего паломничества мы посетили. Впереди ещё долгий путь. Надо ехать.

 

А ехать надо в Ленинградскую область, Кировский район к Синявинским высотам. Там покоится прах сына Александра Алексеевича, Николая Александровича Евграфова. Он, Николай Александрович, так же как и его отец был мобилизован на фронт Краюшкинским военкоматом в 1941 году. В составе 379 стрелковой дивизии 1255 стрелкового полка в звании младшего сержанта и должности помощника командира взвода он участвовал в боях по снятию блокады Ленинграда, где и погиб в одном из боёв 2 августа 1943 года. Первичное место захоронения его находилось в семистах метрах восточнее деревни Мишкино, что вблизи железнодорожной станции Мга. В настоящее же время останки его перезахоронены на Синявинских высотах. Там создан большой мемориал федерального значения, посвящённый воинам, павшим в боях за снятие блокады Ленинграда.

 

 

 

...там, где проходила наша линия обороны...

 

Мы выехали из Войницы. Какое-то время ехали молча, укладывая в голове впечатления от увиденного и услышанного. Потом потихоньку начался обмен впечатлениями. Не стану приводить их, скажу лишь, что они были приятными и памятными. Ехали мы в сторону Калевалы уже известным путём, По дороге фотографировали всё то, что наметили сфотографировать ранее. Подольше задержались там, где проходила наша линия обороны. Дальше фашисты в направлении Ухты, ныне Калевалы, не прошли. Удивляло только название рубежа "Кис-Кис". Довольно странное название. Хотя, наверное, география знает немало и более странных названий. На том памятном месте остались ещё различимые следы от траншей нашей обороны, которые переходили с сопки на сопку и уходили куда-то далее в лес. Осматривая эти осыпавшиеся окопы, мне подумалось, а вдруг откуда-то из этих траншей ушёл в последний бой Александр Алексеевич или хотя бы  проходил

по этим местам. Но, увы, проверить это предположение уже невозможно. Остановились также около памятника на месте базы партизан Карелии.

 

После чего наш путь был продолжен. Калевалу проезжали уже за полдень. Загруженный впечатлениями этого дня я совсем забыл о Дивизионном кладбище, которое находится в Калевале и где, как считалось ранее, был похоронен Евграфов Александр Алексеевич. Потом это не подтвердилось. Хоть на минутку, но на это кладбище следовало заехать. Очень жаль, что так случилось.

 

Покидая Калевалу, мы вновь настраивались на долгий путь с ночёвкой где-нибудь в дороге, при этом увозя с собой документальное подтверждение ещё одного приключения. А если точно - протокол ДПС (естественно со штрафом) за езду по Калевале без включённых фар. Сейчас при написании этих строк в голове родилось предположение о том, что видимо судьбе было угодно таким образом сделать нашу поездку максимально памятной, не причиняя при этом нам сколь-нибудь значимого ущерба. Забегая вперёд, скажу, что в дальнейшем наша поездка проходила без значимых неприятностей. Хотя на тот момент ранее случившиеся неприятности ещё давали о себе знать. Мы по-прежнему сопровождались рёвом глушителя, и салон нашего автомобиля всё ещё не обогревался.

 

По дороге до Медвежьегорска мы ещё сделали несколько фотографий понравившихся нам пейзажей. Устроили привал, пообедали тем, что дала нам в дорогу Тоня. Было вкусно. Мы ели и вновь вспомнили хозяев добрыми словами. Дай Бог им добра. Затем движение было продолжено. Уже к вечеру, когда солнце село, стало заметно прохладно, как на улице, так и в машине, Валя закуталась в ватное одеяло, а сам я надел зимнюю куртку. И в таком виде в надвигающуюся ночь мы продолжили движение вперёд, оставляя где-то позади рёв нашего глушителя. "Штурман" пригрелся и задремал. Мне ж не полагалось, я продолжал бодрствовать и вести машину. В Медвежьегорске мы были уже после окончания рабочего дня. Поскольку в этом городе круглосуточного сервиса не оказалось, то наше холодное и шумное движение продолжилось до Петрозаводска. Дорога была ровной и монотонной, штурман продолжал дремать, я вёл машину, прокручивая в голове насыщенный впечатлениями минувший день. Незаметно в размышлениях о войне я вновь возвращаюсь в пору моего детства, как я постепенно всё больше и больше узнавал о войне. Но одно дело узнать. Совсем другое дело почувствовать на житейском уровне, каково жилось в войну. Это можно было узнать только из разговоров старших дома, у бабушки или в очередях в магазинах. Мне приходилось чаще стоять в очередях за пахтой. Старшего брата посылали за хлебом, куда шёл он с друзьями, которых тоже посылали в очереди, а я с бабушкой - за пахтой. Молоко покупать было дорого - 24 копейки за литр, а пахта - 3 копейки литр. С чувством исполненного долга я на 9 копеек приносил домой три литра. С утра пораньше, часов в семь или чуть раньше, что мне, семилетнему пацану, казалось очень рано, я приходил к магазину. Бабушка (мамина мама) была уже там и ставила меня к себе в очередь, т. к. занимала на двоих.

 

Там где собираются женщины начинаются разговоры про огород, дела по дому, виды на урожай картошки, лука и прочего, кто, что и где, почём купил, где что на днях "выкидывали", т.е. продавали и быстро кончили. Разговоры плавно переходили на нехватки того или иного. Пиком этих разговоров о житейских трудностях становилась чья-либо фраза, произнесённая со вздохом, как бы предлагающая всем собеседницам махнуть рукой на все эти житейские заботы: "Эх! Ладно, ещё войны нету". Все в один голос соглашались и разговоры стихали. И мы, детвора, слушавшие эти разговоры, стихали тоже. Тишина устанавливалась горькая. Каждому видимо думалось о своём, пережитом в эту злосчастную войну. Кто-то из женщин подносил уголок платка к глазам, прикрывая лицо морщинистой рукой. Кто-то, делая вид будто заправляет волосы под платок, прятал глаза, либо дрогнувшие губы. Некоторые просто молчали, чуть отрешённо глядя в одну точку. Все думали о своём.

 

Слёзы по погибшим, наверное, не кончаются никогда. Просто они с годами из первых открытых, безудержных и безоглядных слёз переходят во внутренние, почти невидимые слёзы души. И при малейшем напоминании душа опять вся в слезах. С этими слезами уже легче справиться, вернувшись к действительности. И только по горькому вздоху можно догадаться и почувствовать какую тяжкую минуту переживает человек. После нескольких минут скорбной тишины разговоры постепенно снова налаживались. Тогда, в те тягостные минуты, будучи мальчишкой, я видел пожилых женщин, которым горько в данную минуту от воспоминаний о погибших родных и тяготах пережитых в годы войны. Теперь, уже взрослым умом, я не только знаю и понимаю, что эти женщины пенсионного и предпенсионного возраста, тогда в войну были главной силой, на которой держался весь военный тыл. Но понимаю ещё и то, как это тяжело женщинам одним, когда нет возможности опереться на мужиков, некому рассказать и поплакаться о том, как тяжело ей одной, да ещё и сознавать при этом, что этой возможности опереться на мужское плечо может не быть уже никогда. Совсем никогда, до конца дней своих.

 

Эта фраза "ладно, ещё войны нету" мне запомнилась потому, что слышал я её не один раз и при разных обстоятельствах. Вывод здесь можно сделать только один. Люди готовы много что стерпеть, но только "упаси Бог" без войны.

 

О том, как велико людское горе и сколько ещё невыплаканных слёз осталось в сердцах людей, я смог убедиться ещё будучи школьником, при следующих обстоятельствах. Было это в День Победы. Нас, пионеров пятого класса, в первый раз собрали в группу почётного караула, состоявшую из восьми человек. Мы в белых рубашках, с красными галстуками и в красных же испанках, минут через 15-20 попарно меняли друг друга в почётном карауле у обелиска, воздвигнутого в центре села к 20-й годовщине Победы. Надо ли говорить, как гордились мы столь почётным поручением. Между нами, т.е. между мной и моей напарницей по почётному караулу, прислонённый к обелиску стоял щит с фотографиями погибших односельчан. После минуты молчания началось возложение венков к обелиску от организаций райцентра. Люди молча, обходили нас, возлагали венки и уходили. Краем глаза я видел, как за процессией с венками, подошёл инвалид на костылях в неновом уже пиджаке с наградами. Постояв, он просто опустился на ступени обелиска рядом с моей напарницей и плакал, не стесняясь, плакал, вытирая платочком слёзы. Плечи его отрывисто вздрагивали. Следом коротенькими шажками, будто боясь нарушить торжественность мероприятия, стали подходить пожилые женщины, вдовы и матери погибших. Одетые в простенькие кофточки и с букетами полевых цветов они сначала положили свои букетики к подножию обелиска. Потом каждой захотелось дотронуться рукой до фотографии родного ей человека. А потом одна за другой стали плакать, кто тихонько, кто в голос, подходили всё ближе и ближе. Нас с напарницей стали оттеснять в разные стороны. Мне казалось море человеческого горя и слёз разлилось у обелиска. Мы были растеряны и чувствовали себя здесь лишними. Спасибо нашей пионервожатой. Она сняла нас с нашего почётного поста, вмиг потерявшего свою значимость, важность и нужность на фоне простого и понятного человеческого горя, о котором мы, ещё дети, не знали и не чувствовали в повседневной жизни. А тут оно вдруг выплеснулось перед нами, поразив нас своими величиной и бесконечностью. Помню глаза своих одноклассников. В них отражалось то же, что происходило в моей мальчишеской душе. Все мы понимали, что никакой даже самый почётный караул не заменит погибших родных. Нас отпустили домой. Мне хотелось дома поделиться всем увиденным. Но понимая, что все видели это, и, наверное, каждый переживал по-своему увиденное, и ещё сдерживаемый опасением расстроить маму, я не решился заговорить об этом. Молча, переживал всё наедине с самим собой. Тогда я не плакал. Теперь же, вспоминая тот случай, слёзы сами собой накатываются. Сколько же слёз по всей стране пролито нашими людьми и бессонными ночами, и в минуты общей скорби, и просто в моменты уединения, от горя, причинённого войной. Почему такое может быть? Вряд ли кто может ответить на этот вопрос.

 

Мы продолжали своё движение в карельской ночи, надеясь по прибытию в Петрозаводск устранить неполадки в автомобиле, чем сделать наше путешествие более комфортным. Было только одно опасение в том, что город большой, и найти в нём автосервис ночью будет достаточно сложно. Однако же мои опасения не оправдались. На въезде в Петрозаводск водитель, к которому я обратился за помощью, сказал, что нужно ехать только прямо и как увидишь на перекрёстке танк на постаменте, останавливайся. Справа будет автосервис. Так всё и вышло. Однако же надежды наши в полной мере не оправдались. Глушитель нам починили, а вот с "печкой" не получилось. Так что, согревшись чаем, мы заночевали в машине на территории автостанции Петрозаводска (так в Карелии почему-то называют автовокзалы).

 

Поспали часа четыре. Завтрак. Снова согревание чаем и - в путь. Шёл четвёртый день нашего путешествия. Уже с утра светило солнце. Стало понемногу пригревать и часам к десяти утра меня начал одолевать сон. Зная, что управлять автомобилем, преодолевая сон, занятие весьма рисковое, пришлось ещё на пару часиков остановиться на опушке леса. Причём место уже не выбирали. Остановился в первом же подходящем месте, только лишь бы спать. Видимо усталость уже стала накапливаться. Затем путь был продолжен и, надо сказать, в более приятных условиях, т. к. когда проснулись, заметили, что значительно потеплело. Для нас снова настало лето. Мы сняли всё, чем утеплялись. В Кировский район Ленинградской области мы въехали во вполне комфортных условиях.

 

Первым делом при въезде в Кировск купили цветы. Потом стали спрашивать дорогу к мемориалу Синявинские высоты, поскольку навигатор указывает только населённые пункты. Долго искать не пришлось, т. к. на указанной нам дороге аншлаг "Синявинские высоты" не заметить не возможно. Я уже знал, что имя Николая Александровича Евграфова в этом мемориале увековечено в дополнительных списках. И этому факту поспособствовал счастливый случай. Когда я позвонил в администрацию, а затем и в военкомат Кировского района, чтобы рассказать о своих намерениях увековечить имя Николая Александровича и посоветоваться, как это лучше сделать, мне очень доброжелательно отсоветовали это не делать самому. Предложив в ответ включить имя моего родственника в дополнительный список, который буквально со дня на день отправляется в Москву, т. к. мемориал носит статус федерального и все мероприятия в нём проводятся с ведома и при финансировании Министерства обороны. Так же пояснили, что обращений, подобных моему, много, поэтому и решили к 70-летию Победы провести дополнительное увековечивание. Так же предложили позвонить через пару месяцев, чтобы дополнительно убедиться, что всё прошло нормально. В общем, позвони я на пару дней позднее и списки бы уже ушли. Повезло. Видимо в богоугодных делах Бог способствует.

 

Не стану описывать, что собой представляет мемориал. Скажу лишь, что тихо, чисто и торжественно. На главной аллее - общие и индивидуальные плиты с именами погибших. Аллея выводит нас к центральному обелиску, от которого вправо уходят ряды братских могил. Были там могилы давнишние, уже поросшие травой, и ещё могилы не успевшие покрыться дёрном, видимо с останками перезахороненных солдат. На одной из недавних могил мы и обнаружили в числе остальных, опять-таки, на чёрной гранитной плите (здесь уже по алфавиту) нужную нам строчку Евграфов Н.А. мл. с-нт. Возложили цветы, постояли, помолчали. Каким он был? Худой или коренастый, молчун или наоборот разговорчивый? У меня даже фотографии нет. Молодого человека 1923 года рождения чуть не со школьной скамьи забрали на фронт. Провоевав два года, он погиб двадцати лет отроду. Благодаря ему, я прожил втрое больше чем он. Я всегда буду помнить об этом и постараюсь, чтобы дети и внуки знали и помнили "Какою ценой завоёвано счастье". Затем подойдя к краю склона, я посмотрел вниз на открывшуюся взору равнину, откуда наши солдаты шли в атаку сюда вверх на вражеские позиции, и попытался представить, как это трудно и страшно идти в атаку по открытой местности, а потом ещё взбираться вверх по обледенелому склону. Слышать взрывы мин и гранат, свист пуль, и не потерять при этом самообладания от понимания того, что каждое мгновение ты можешь погибнуть, и что с каждым новым шагом вероятность быть убитым становится больше и больше. На душе стало тяжко. Постояв ещё немного, в тяжких размышлениях я пошёл дальше продолжать осмотр мемориала, не имея в душе ответа на вопрос заданный самому себе: "А я смог бы так?". Мы долго ходили по дорожкам мимо памятников, читая, кому   они  установлены.   Либо   проходя   мимо  очередной

 

 

 

...обнаружили в числе остальных ... нужную нам строчку...

 

 

...я посмотрел вниз на открывшуюся взору равнину...

гранитной плиты читали фамилии погибших солдат - одну или несколько, случайно выхваченных взглядом из бесконечных списков. Иногда же, остановив взгляд на очередной гражданской или военной фотографии погибшего, я задавался вопросом: каким он был этот погибший человек? И кто не дождался его в селе или в городе где-то на бескрайних просторах нашей Родины? Так постепенно мы подошли к аллее, ведущей к выходу из мемориала. По бокам этой аллеи стояли обелиски от регионов в знак памяти своим землякам. Мы сфотографировали обелиск от Татарстана. Было приятно, что о наших земляках тоже не забыли. Уже совсем на выходе мы вновь встретили пожилую женщину в сопровождении, как потом выяснилось, дочери и зятя. Мы их уже встречали ранее на территории мемориала. Они искали место захоронения отца пожилой женщины. Я рассказал, что знал об информации, имеющейся в интернете, и предложил им номера телефонов в администрации и в военкомате Кировского района. Может там чем-то помогут ещё. На этом мы и решили покинуть второе место нашего паломничества. На выезде из мемориала мы вновь увидели памятник селу Синявино. Остановившись, мы сфотографировали этот памятник и табличку на нём. Обгоревшее дерево как нельзя кратко и доходчиво передаёт трагизм всего произошедшего. Передо мной чистое поле, где до войны располагалось село. Глядя на растущие вдали деревья, можно предположить, что там стояли дома. Я представил себе дома, улицы, деревья возле домов, людей идущих куда-то по своим делам, детвору, играющую на улице, мирное село с налаженным бытом. Где всё это?! Почему уничтожено?! Объяснение может быть только одно. Это не мы "недочеловеки", это они НЕлюди!!! Те, кто пришёл на нашу землю убивать и разрушать. Постояв молча, мы так же молча, пошли к машине.

 

 

 

 

 

...мы сфотографировали этот памятник и табличку на нём...

 

Далее, в завершении этого визита, мне хотелось побывать у деревни Мишкино на месте первичного захоронения Николая Александровича. Правда, уничтоженная в войну, после войны эта деревня не восстановилась. Осталось лишь Мишкино урочище где-то в лесу. Я обратился в местную администрацию с просьбой о том, чтобы, может быть, кто-то согласится проводить нас к интересующему нас месту. Это всего лишь не более трёх километров. На машине делов на полчаса. Однако же этой идее не суждено было осуществиться. Ни малейшего желания ни в ком я не заметил. Тогда я переехал через железнодорожный переезд у станции Мга, и, свернув направо к лесу, остановился. По карте военных лет, найденной в интернете, я примерно представлял, где проходила линия нашей обороны. Я не ошибся. Зайдя в лес, вскоре увидел осыпавшиеся траншеи, извилисто уходившие далее в лес, а так же широкие углубления вдоль траншей. Толи это были осыпавшиеся блиндажи, толи воронки от снарядов или же места где располагались артиллерийские расчёты. Мне, человеку вообще не видевшему войны, определить было трудно. Ну что ж, ладно хоть так. Нашёл хотя бы рубежи, на которых воевал мой двоюродный брат. Походив вдоль траншей, я набрёл на аккуратную яму, вырытую совсем недавно. Яма представляла собой квадрат с ровными стенками размерами примерно метр на метр и глубиной около полуметра. Дно ровное. На дне посередине ямы лежала противотанковая мина. Сейчас, при написании этих строк, мне вдруг подумалось, что в жизни бывают порой необъяснимые, даже просто мистические события. Может быть, эта мина и есть тот мистический знак, который является ответом на вопрос: "Как или от чего погиб Николай Александрович?" Предположение, конечно, довольно сильное, но нельзя сказать, что невероятное. Впрочем, это так и останется предположением.

 

Постояв недолго над ямой, я решил, что пора возвращаться. Я шёл по лесу в том направлении, где осталась машина и жена в ожидании меня. И тут я вдруг вспомнил о горстке земли, которую привёз с родины. Я должен был оставить её на могиле Николая Александровича, но забыл это сделать. Надо было возвращаться.

 

Я снова стою у братской могилы. Наверное, так и должно было быть. Я должен был вернуться. Ведь я уехал не попрощавшись. Высыпав землю, я стоял и думал о том, что, наверное, и отсюда я уезжаю навечно. Конечно Ленинградская область ближе, это не Карелия, рядом Санкт-Петербург. Даже предполагая, что всё может быть, вероятность повторного визита очень мала. С этими мыслями, поклонившись праху павших, я покидал второе место своего путешествия.

 

Далее наш путь лежал в Калужскую область, Думиничский район, деревня Дубровка (произносится с ударением на звук "у", так нас поправил один из местных жителей). Там погиб старший брат отца Василий Алексеевич Евграфов. В мирной жизни работник МТС, а на войне красноармеец 1091 стрелкового полка 324 стрелковой дивизии. Мобилизованный на фронт в январе 1942 года провоевал до 7 июня 1942 года и, получив тяжёлые ранения, умер от ран, находясь в 409 ОМСБ (медсанбат). Первичное место захоронения - высота 155,8 в восьмистах метрах юго-западнее д. Дубровка. Впоследствии он был перезахоронен в братской могиле на деревенском кладбище, как и все захороненные в одиночных или в небольших братских могилах находящиеся в окрестностях Дубровки. Всего в братской могиле захоронено 805 человек. Хочется отметить, что никаких забот с увековечиванием имени Василия Алексеевича у меня не было. Так как это было сделано уже много раньше. Вот в эти места и направились мы от Синявинских высот на исходе четвёртого дня нашего путешествия.

 

За время всего пути до предместий Дубровки никаких сколь-нибудь значимых событий не произошло. Дорога до Москвы запомнилась лишь своей перегруженностью, а от того малой скоростью и утомительностью. Побывали в знаменитых московских пробках на кольцевой дороге. Зато потом уже ехали спокойно с удобной для нас скоростью, изредка посматривая на показания навигатора об оставшемся пути и времени прибытия в Думиничи. Пока мы ехали, ориентируясь на Думиничи, т. к. Дубровку навигатор не находил. На подъезде к Думиничам нам предстояло разыскивать нужную нам деревню уже самостоятельно. Пост МЧС, располагавшийся на перекрёстке вблизи Думиничей, был очень кстати, т. к. кому как не им знать расположение всех населённых пунктов. Тут случилась последняя и не очень значительная заковырка в нашем путешествии. Мужики, дежурившие на посту, охотно поведали, что есть Дубровка направо и есть Дубровка налево, т.е. в районе две Дубровки и в обоих есть братская могила. Такого поворота дела я не ожидал. И когда звонил в Думиничи, ещё из дома, о таком факте речи не было. Разминая ноги, что было не лишним, я ходил вокруг машины, отыскивая в памяти хоть какой-то аргумент в пользу той или другой Дубровки. Куда же всё-таки ехать? Однако же на нашу удачу вспомнилась фраза из телефонного разговора с Думиничами, о том, что до Дубровки совсем близко и факт увековечивания Евграфова В.А. проверить будет не сложно. Из этого следовало, что нам ехать налево. Что мы и сделали. Меж тем был уже вечер, приближались сумерки. Видимо по этой причине, проехав всю Дубровку, мы не увидели обелиска. Пришлось обратиться в первый попавшийся дом, где уже был включен свет, за помощью. Из дома навстречу нам вышел коренастый мужчина и, хотя шёл он чуть в развалку, но чувствовалась внутренняя собранность. Валерий - так звали этого человека, как оказалось впоследствии при знакомстве. Он нас охотно сопроводил к обелиску, делясь воспоминаниями о том, как проходило перезахоронение и как жилось семье отца в период оккупации. Помолчав вместе с нами у обелиска, Валерий предложил нам ночлег, поскольку были уже густые сумерки. Приглашение на ночлег было весьма кстати, т. к. уже две ночи провели в машине. Это было для нас приятной неожиданностью. Мы познакомились. Приглашение нами было с благодарностью принято, правда не без приличествующих в данной ситуации сомнений, будет ли это удобно для всех домашних. Наши сомнения Валерий быстро и уверенно развеял, и мы поехали к дому. В доме познакомились с мамой, а так же с сестрой и зятем Валерия. Затем Валера, как он нам представился, показал нам приусадебное хозяйство и подвал, в котором, проживала семья отца, пока в Дубровке хозяйничали фашисты. Они заняли дом. В одной половине жили сами, а в другой половине дома установили пушку и, выломав заднюю стену, стреляли по нашим позициям. При отступлении, отца Валеры, несовершеннолетнего подростка, немцы угнали в Германию, где в конце войны он был спасён немецким бюргером от расправы эсесовцев. В общем рассказчиком Валерий оказался неплохим. За ужином естественно помянули погибших. Затем разговоры обо всём прочем, а так же, как и в Войнице, я объяснял заметную разницу в возрасте между мной и павшими родственниками. Сфотографировались на память.

 

Проснувшись утром в намеченное время, мы с приятным удивлением увидели завтрак и горячий чай нам в дорогу, приготовленный Валерием. Встав заранее и по-военному (он военный пенсионер) быстро всё успел сделать. Что тут скажешь? Ещё одно подтверждение того, что в богоугодном деле Бог способствует. А так же это, видимо, ещё одно приятное событие, уготованное судьбой для того, чтобы наравне с неприятными событиями, сделать нашу поездку запоминающейся.

 

Позавтракав, мы от души поблагодарили хозяев, продолжили свои дела. Поехали сначала не к обелиску, а к реке Жиздре, являвшейся линией разграничения наших и немецких войск. По левому берегу реки ещё были различимы следы осыпавшихся немецких траншей. Ходить по ним не хотелось. Я посмотрел за реку, туда, где должно быть были позиции наших войск. Затем, повернувшись в противоположную сторону, на запад, посмотрел вдаль за Дубровку, на лесной массив на высоте, видимо той самой 155,8 м, где было первичное захоронение Василия Алексеевича. Где-то там, в лесу или может чуть правее в чистом поле получил смертельное ранение или был убит (в интернете по документам имеются разночтения по этому вопросу) в последнем для него бою старший брат отца и мой дядя Василий Алексеевич Евграфов. Прошло лишь чуть больше четырёх месяцев после его ухода из дома на фронт, как вместо него в этот дом пришла похоронка. Недолго пришлось ему повоевать. Его жена тётя Дуня, которую я хорошо помню, так и не дождалась его в им же построенном доме, который стоял на нашей же улице совсем недалеко от отцовского дома. Дом тот намного пережил своего хозяина и был снесён только в начале этого столетия. Пережил тот дом и ещё одного солдата из этого дома, сына Василия Алексеевича, Александра Васильевича Евграфова 1922 года рождения ушедшего в марте 41-го года на срочную службу в Красную Армию. Именно он первым из всей нашей родни в первый же день войны встал на пути врага, защищая Родину в районе города Белосток. Видимо, по злой иронии, именно у него оказалась самая сложная, тяжёлая военная судьба. Сначала была похоронка о его гибели под Москвой в ноябре 41 года, позднее было извещение о его пропаже без вести в 1942 году. И только мне уже в интернете удалось разыскать информацию о его пленении в районе реки Дон, и что он дожил до освобождения из плена (предположительно англо-американскими войсками), но домой так и не вернулся и никаких следов его возвращения на Родину не обнаружено. А совсем недавно, по мере моего знакомства с интернетом, я обнаружил в нём довольно развёрнутую информацию о лагере для советских военнопленных, где содержался Александр Васильевич. Шталаг 326 VI K - это лагерь для того, чтобы работой, голодом и бессмысленными побоями и унижениями сломить наших солдат  морально  и  уничтожить их физически.  На  месте  этого

 

 

...отыскали краткую надпись в общем списке погибших...

 

 

...Вот и всё! Я исполнил то, что давно-давно захотел исполнить...

 

лагеря создан музей, на месте захоронений стоит памятник всем погибшим в этом лагере. Их было 65 000 человек. Памятник за очень короткий срок, прежде чем их отправили на Родину, установили наши солдаты, выжившие в этом лагере. В Книге Памяти лагеря имени Александра Васильевича я не обнаружил. Значит можно предполагать, что он всё же дожил до освобождения американской армией, и умер уже свободным человеком, либо умер накануне освобождения. Когда фашисты никакой учёт уже не вели, а наоборот уничтожали документы, скрывая следы своих преступлений. Однако же нашёл я там и ещё один адрес, по которому отправил запрос (десятый по счёту) о возможно имеющейся информации об Александре Васильевиче. Ответ, полагаю, будет не скоро. Буду ждать.

 

Постояв ещё какое-то время у реки, я вернулся к машине. Мы поехали к обелиску. Видимо так уж было предначертано свыше, что и сюда к месту захоронения Василия Алексеевича, я прихожу второй раз, как и на предыдущие два захоронения. Снова, как и вчера, отыскали краткую надпись в общем списке погибших: Евграфов В.А. Возложили цветы, затем высыпал в цветник горсть земли с родины. Помолчали. Вот и всё! Я исполнил то, что давно-давно захотел исполнить. Отдать последнюю дань памяти своих родственников, не вернувшихся с войны. Есть какое-то понимание исполненного долга, но почему-то нет чувства облегчения. Видимо, война через годы, через понимание её ужаса и безжалостности, через осознание невозможности поправить, вернуть загубленные, искалеченные жизни и души людей, продолжает давить и напоминать о себе.

 

Как бы мне хотелось, чтобы это, именно такое ощущение войны сохранилось в душах моих детей и передалось  дальше.  Пока  такое  восприятие  войны  будет

жить в людях - войны не будет. Во всяком случае, так должно быть в этом пусть далеко несовершенном мире. Так я думаю и чувствую и очень надеюсь, что я не одинок в этом мнении. А еще, как и тогда, порой и сейчас испытываю чувство сожаления, что погибшие родные не вернулись домой. Что не увидели свои семьи, наше Аксубаево, как налаживалась наша послевоенная мирная жизнь, менялось село, страна хорошела, достаток вернулся в дома. Что не испытали тех радостей, которыми жили мы, не веселились в праздники. Не приходили в наш дом, дом самого младшего брата. И ещё много разных не..., не..., не..., не..., конца которым не счесть. Жесток наш мир. Но что поделать? Другого нет.

 

Цель поездки достигнута. Мы возвращаемся домой! Конечно же, есть какое-то облегчение, и даже радость от сознания того, что всё же исполнилось моё давнее-давнее желание. И мысли уже возвращаются домой. Но я буду чувствовать себя неблагодарным потомком, если рассказав о родственниках со стороны отца, ни словом не обмолвлюсь о родственниках мамы. Об их вкладе в Великую Победу. Но прежде скажу о нашей бабушке, маминой маме. Наша бабушка Мария Григорьевна была глубоко верующим человеком. И когда её дети, ещё когда-то учившие молитвы, повзрослев, утверждали, что бога нет, а внуки, т.е. мы вообще воспитывались атеистами, она продолжала верить и молиться, ставить свечки и зажигать лампадку, справлять свои религиозные праздники, несмотря на царствующий атеизм. Испытав немало трудностей как до колхозной жизни, так и в колхозной, пережила раскулачивание. Каждый год, начиная с 41-го, провожала на фронт по одному члену семьи. В 41-ом в августе ушёл мой дед Михаил Иванович. В октябре того же года в составе рабочего батальона, он совсем безоружный, с одной лишь лопатой, попал в плен. Однако же ему посчастливилось выжить, и дед после трёх с половиной лет плена вернулся домой. В 42-ом году уходит на фронт моя мама. Со 2-м Украинским фронтом мама дошла до Вены, затем Забайкальский фронт, война с Японией и вернулась домой. В 43-м ушёл на фронт дядя Серёжа, в 44-м дядя Петя и они оба тоже вернулись домой. Здесь можно привести лишь слова из Библии "по вере вашей да будет вам". А может это бабушка своей верой спасла их, отмолила у Бога жизни мужа и детей? И если это так, то как же надо верить и молиться, чтобы в такой кровопролитной войне отмолить всех. Конечно, это лишь предположение, но назвать это предположение необоснованным я никак не могу.

 

Говоря о наших бабушках, считаю уместным поделиться ещё одним воспоминанием из детства. К нашей бабушке часто мимоходом, по пути из магазинов, заходили две дальние родственницы, тётя Оля и сваха Татьяна, так мы к ним обращались. Они были примерно одного возраста с бабушкой и заходили просто "покалякать", т.е. поговорить о том, о сём. В череде разных тем для разговора тема войны обходилась редко. И тут тоже звучала фраза "ладно, ещё войны нету". Сидели три наши старушки и обменивались воспоминаниями о пережитом. Как работали в жару или холод, в поле, на ферме или в лесу, чем питались, причём голодно. Говорили о строгостях на работе. И всё же работали, может и жаловались и плакались друг дружке, но не роптали, потому что понимали, так надо для победы. Я не помню ни одного слова осуждения начальства. Вспоминали о тех, кто когда-то кому-то и чем помогали. Перебирали разные житейские истории тяжёлые и не очень, а иногда и забавные. И горестно и весело было слушать наших уважаемых старушек. Мы сидели на сундуке, с большим интересом слушали и детскими душами сопереживали. Иногда нас выпроваживали в другую комнату. Это означало, что разговор начинался не для детских ушей. И говорили в полголоса. Может, опасались, что мы как-то услышим, а может, потому что разговор касался таких вещей, о которых громко и сказать-то не получается. Наверно, всякое бывало, из песни слова не выкинешь. Память просто так не сотрёшь. Много позже, опять-таки, из разговоров со старшими я примерно получил представление, о чём могли быть те разговоры. Запомнилось же мне не то, о чём говорили, а как говорили. В каждой тяжёлой истории находили повод для оптимизма, даже в трудную минуту не теряли надежду на лучшее. Пережитое их не сломало. Они сохранили жизнелюбие, не забыв ничего, но, думая о будущем, берегли наши детские души от того, что нам ещё рано было знать. Как им это удалось?! Может это и есть проявление той самой силы духа, что позволила нашему народу выстоять?! Уже в старших классах, и в армии, я, вспоминая об этом, думал, что видимо и мне нужно как-то понять, и научится этому. Ведь впереди жизнь.

 

Сейчас, когда в нашей семье в живых не осталось уже никого из старшего поколения, никого из тех, кто в тылу или на фронте отстояли нашу Родину и даровали нам право на жизнь, мы помним о них и вспоминаем не только в День Победы.  Очень  надеюсь,  что  и  дети наши  с  годами,  уже  после  нас,  будут помнить  о  нашем  старшем поколении,

поколении своих бабушек и дедушек, поколении Победителей.

 

Прибыли мы домой ровно через неделю, тоже в воскресенье, 21 июня к исходу дня, накануне 22 июня, дня начала войны, Дня Памяти и скорби. Выезжая в столь дальний и во многом неизвестный путь, невозможно запланировать день своего возвращения. Случилось это по воле свыше или просто совпало, точно сказать не берусь. На следующий день после возвращения я был на митинге, посвящённом памяти павших, у того самого обелиска, где когда-то пионером стоял в почётном карауле, где на мраморной плите высечены имена моих родственников, памяти которых я посвятил свою поездку. На душе было спокойно от осознания исполненного долга, и было ещё чувство благодарности и гордости за своих павших на войне и оставшихся живыми родственников, за то, что они все и на фронте и в тылу выстояли.

 

 

 

 

...где на мраморной плите высечены имена моих родственников...

А вечером Валя накрыла стол на лужайке возле дома, и мы с нашими уважаемыми соседями помянули всех ветеранов. Мы поделились впечатлениями о своей поездке, отметив отдельным тостом её успешное завершение. Просто посидели, поговорили, попели военные песни. Наш дом стоит там, где до войны и много позднее её окончания было поле (наше село за последние годы значительно расширилось). Лужайка возле дома, где мы находились и вели разговор о ратных делах наших предков, это частица колхозного поля, на котором трудились в своё время те, чей мирный труд был прерван войной. Поэтому свой рассказ мне хочется завершить стихотворением об этом поле. Это посвящение воевавшим и павшим и тем, кто в этом поле трудился на Победу и напоминание о них.

 

ПОЛЕ

 

 

 

Выйду в поле утром на рассвете.

Царство белых рос и тишины.

Ничего страшнее нет на свете,

Чем рассвет Великой той войны.

В этом поле не гремели танки.

В этом поле был глубокий тыл.

И земля здесь не хранит останки

Тех, кто в бой последний уходил.

 

Уходили, детям завещали

Хлеб растить на нём для всей страны.

Я ещё добавлю к завещанью

Скорбную минуту тишины.

 

Поле их натруженные руки

Помнит, и ещё солёный пот.

А ещё шаги как сердца стуки

Тех, кто в поле больше не придёт.

Пролегла дорога через поле.

Бабы вышли в поле провожать.

Отчего задумчиво ты, поле,

Может, тоже продолжаешь ждать?

 

Уходили, детям завещали

Хлеб растить на нём для всей страны.

Я ещё добавлю к завещанью

Скорбную минуту тишины.

 

В поле все от мала до велика.

Все старались, чтобы победить.

И ещё мальчишки с громким криком,

Чтобы о Победе возвестить.

Времени движенье бесконечно.

Старики уже военные юнцы.

Горько знать - они уже навечно

Старше, чем ушедшие отцы.

 

Уходили, детям завещали

Хлеб растить на нём для всей страны.

Я ещё добавлю к завещанью

Скорбную минуту тишины.

 
 

Так закончилась эта поездка. Свершилось давно задуманное. Перевёрнута ещё одна, весьма значимая, страница в моей жизни. Жизнь продолжается дальше. А в этом рассказе можно поставить точку.

 

02.11.2017

 
 

 

 

Фотографии  В. Евграфовой

 

 


 
Подготовка публикации voinitsa.ru / войница.рф
 
Опубликовано 25.03.18