Предисловие

Ухта на переломе веков

Карельское просветительское общество

Школы в Олонецкой губернии и Беломорской Карелии

За право на самоопределение

Первая Ухтинская программа

Отряды самообороны

Провокационные действия Кемского Совета

Непопулярный Кемский Совет

Программа Ухтинской республики

Василий Кеунас вспоминает о съезде представителей

Судьба дома, в котором проходил съезд

Сомнения Пааво Ахава

Из показаний Харитона Пелтониеми...

Эдвард Гюллинг и Карелия

Финляндия в карельском вопросе

Школы в калевальском крае

Куприянов и Карелия

Размышления о том, что было бунтом и что было революцией?

Беженцы

В поисках повода для войны. Краткая хроника событий

Мир заключён, война продолжается. Краткая хроника событий

Оценка финской стороной итогов мирных переговоров в Тарту и Раяёки

Лесные партизаны

Послесловие

Мы приучены думать, что общество после революции 1917 года разделилось на белых и на красных. Причем по абсолютно идейным причинам: "мир хижинам - война дворцам". И народные массы, осознав с помощью Маркса открытие, сделанное Прудоном, что "собственность - это кража", ринулись "грабить награбленное".

В наши дни, когда обоснованность этих лозунгов и призывов была бы более оправдана, историки - извечные адвокаты толстосумов и власть имущих - стали толковать те давние события как вопиющую несправедливость и вандализм.

Не буду ни поддакивать, ни оспаривать. Просто пытаюсь рассказать, как всё происходило в те годы у нас, на Севере Карелии.

Здесь народ жил своим укладом и по своим, веками сложившимся устоям, здесь властвовал "патриархальный коммунизм".

Различие между богатыми и бедными было в несколько мешков муки и на два-три венца в срубах домов.

В марте 1920 года в Ухте состоялся съезд представителей волостей, который досюльные¹ историки назвали кулацким. Хотя и само понятие "кулаки" основательно подвергнуто ревизии, но, тем не менее, я удивленно спрашиваю: а кто же кулаки?

Со своей лесной опушки ухтинцы разглядели, что в России, видимо, одичали, и решили, что надо край свой уберечь от нашествия этой дикости, не крушить и не ломать веками нажитое и оградить свой народ от политиканствующих варваров.

Уже не в первый раз, начиная с 1905 года, они заявили: дайте нам спокойно жить, мы отстроим свой край, будем исправно обогащать российскую казну, отстоим северные рубежи России.

Стремление ухтинцев, начиная с конца XIX века, открыть школы на родном языке, библиотеки и избы-читальни, выпускать газету на родном языке, издать учебники для начальных классов, услужливые историки расценили как проявления сепаратизма. Согласитесь, это же мракобесие. Причем в этом вопросе во мнениях сошлись ярый враг просвещения на карельском языке иеромонах Киприан, правительство Архангельской губернии, а много позже и советские правящие органы. Ну, не парадоксально ли?

Программа хозяйственного развития Севера Карелии, принятая в 1920 году съездом представителей волостей, совершеннее многих современных законосотворённых актов. Я подписываюсь под ней полностью. После изгнания Ухтинского правительства люди, оставшиеся на местах, стали осуществлять её и обогнали всю страну лет на пятнадцать. Они построили первую сельскую ГЭС, не согласуя с Госпланом или соответствующим ему по времени органом, открыли школы, создали первую сельскохозяйственную коммуну "Похъян поят", первый в Карелии леспромхоз с красным директором Юусо Матеро во главе. Первый в Карелии народный театр был создан в Ухте, в 1922 году. В том же году было создано литературное объединение, выпускавшее альманах "Нуори раатая". Ухта на собранные деньги купила самолёт для доставки почты из Кеми в Ухту. Было налажено сообщение по озеру Куйтто на паровом катере "Пуникки". В Ухте было открыто педагогическое училище и школа для сельской молодежи. В Петрозаводске аналогичные учреждения были созданы с участием приехавших из Финляндии красных финнов на четыре года позже, хотя до сих пор самолюбивые потомки приехавших в Карелию финнов не хотят вслух признать этого.

Ухтинцев пытались привлечь на свою сторону англичане, финны, белое Северное правительство, большевики. Сперва уговорами, а потом силой. Примкнув к англичанам, карелы стали бы врагами финнов и большевиков, примкнув к финнам, обречены были бы воевать с большевиками и англичанами. Ну, а большевики, они были частью России, хотя, как оказалось впоследствии, не самой доброй. Значительная часть мужского населения Карелии, пришедшая с фронтов, верила ленинским декретам и лозунгам о мире, земле, равенстве, братстве и праве наций на самоопределение. Но те, кто набивался в союзники, никак не хотели смириться с тем, что карелы рвутся к самостоятельности и начали по очереди испытывать их на прочность. Вторжение финнов отбили, отряды Северного правительства и англичан разбили и взяли в плен. Но тем самым они навлекли на себя гнев Кемского Совета, который только формально был советским, а на деле был ставленником англичан и Северного правительства. Кемский Совет перекрыл поставку продовольствия с юга, а белые - с севера, чем вызвали крестьянские волнения. Крестьяне пытались послать ходоков в Питер, пожаловаться Советской власти, но отряды Кемского Совета перехватывали их и сажали в тюрьму. Наверх же шли реляции о бунтах, сепаратизме и желании карел примкнуть к Финляндии. Финляндия не отрицала, а, напротив, подтверждала всему миру, что карелы, притесняемые большевиками, просятся войти в состав Финляндии и снаряжали отряды для "освобождения" карел. Подавлять выступления крестьян Кемский Совет направил Красную Армию.

Финляндия сполна воспользовалась ситуацией. Оттуда приехал офицер Илмари Таккинен и вместе с немногочисленными сподвижниками стал на деревенских собраниях, где изливалось справедливое недовольство действиями власти, разжигать эти настроения. За короткий срок, примерно за три недели предзимья, они объехали недовольные деревни, собирали собрания, причем в протоколы включали поимённо всех пришедших услышать хоть что-нибудь новое. Протоколы велись на русском и финском языках, и составлялись они в очень воинственном стиле. Так было объявлено о намерениях создать Карельский лесной партизанский отряд (КЛПО). Один экземпляр протоколов оставили для НКВД в избушке, именуемой штабом отряда. Место расположения штаба особистам было известно, а второй экземпляр Таккинен тут же увёз для отчёта в Финляндию. У чекистов в руках оказались длинные списки, ставшие впоследствии расстрельными, а у финнов появился повод выслать в Карелию вооружённые отряды якобы на помощь партизанам. Чекисты отчитались о блестяще проведённой операции по подавлению "белокарельского мятежа", а финны, выдав всю эту возню за мятеж, выторговали себе у Советской власти немалые территориальные выгоды.

Карелы на многие десятилетия попали в разряд неблагонадёжных и оказались под безжалостным катком красного колеса ².

Автор   

Ухта и прилегающие к ней деревни и волости занимали географически и административно почти островное положение. Этот край имел свои этнические и культурные границы, и места обитания - деревни и прилегающие к ним окрестности - традиционно именовались по основателю рода. Потому-то я и назвал их прежним, теперь уже забытым названием - ВЯЙНОЛА. Эти места по народным преданиям были последним пристанищем старейшины рода Вяйнямёйнена.

Всю жизнь, вблизи и на расстоянии, я вглядываюсь в эти места и уверен, что когда пришельцы, народ Калевы, увидел эти солнечные сосняки на пологих склонах, светлые ягельники, прозрачные волны, накатывающиеся на золотистый песок, услышал таинственный голос порогов и гулко отдающееся в борах кукование кукушки, то люди, зачарованные, остановились здесь.

Там, южнее, в тех лесах, через которые они прошли, тёмный полог ельников не давал простора песне, беспорядочно брошенные ледником нагромождения камней сужали круг общения, и там не было такого места, где одно озеро связало бы столько селений своего рода воедино.

С началом шведских нашествий озёрные лабиринты, реки и болота стали преградой от войск неприятеля, которые на своём пути к поморским селениям и богатому Соловецкому монастырю вынуждены были обходить этот малонаселённый край с севера, прокладывая лежневый настил через болота, или же шли южнее, по реке Кемь.

Окрестности эти, населённые немногочисленными лопарями и карелами, в писцовых книгах проходят под названием Куйтозеро. До 1594 года, согласно писцовым книгам, здесь по лесам жили 33 человека лопарей. Но в упомянутом году "тех лопарей побили неметские люди, а ныне в Куйтозеро живёт 5 человек, пришли ново". Так указано в Дозорной книге Лопских погостов 1597 года.

"Лета 7099 года июля 20 день" или 1591 года царь и великий князь Фёдор Иванович пожаловал земли Кемской и Подужемской волости Соловецкому монастырю. Тут же добавил к этому щедрому подарку земли севернее Панозерской волости, а с ними и Куйтозеро на Ухте-реке.

Откуда появилось название Ухта? В писцовых и дозорных книгах довольно скрупулёзно для того времени описывается каждое хозяйство и промыслы населения. Наиболее состоятельные хозяева имели скот и косили сено. Отмечалось, сколько копен сена накашивает каждый дом, и по состоянию хозяйства определялся и налог с него. Как один из главных промыслов отмечается, что крестьяне "сено косили по ухтам". Современное знание языка нам не даёт почвы для толкования многих названий. Значительную часть их оставили нам откочевавшие на север вместе с оленями лопари. Покосы издавна старались выбирать по берегам рек, на незалесённых площадях. Это освобождало от необходимости расчищать землю от леса. Языческие обряды тогда не позволяли вести пожогу, как это повелось позже. К тому же для доставки сена в подворье существовал чуть ли не единственный способ - на лодке. Если же покосы были достаточно велики, то люди селились рядом с ними. Издавна самые большие покосы в нашей местности были на Ухутёки, или на реке Ухта. Колхоз "Новая жизнь" выкашивал их вплоть до конца пятидесятых. По установившемуся зимнику пробивали дорогу, и сюда снаряжался конный обоз за сеном. Были и другие такие же - традиционные покосы в Ёутанки, Кюляниеми, Охте, Каллио-оя и др. Я не говорю о покосах в урочищах опустевших деревень. И всё же первые покосы, вокруг которых начали формироваться поселения, это были покосы "по ухтам". Второй раз это слово царапнуло моё воображение в 1980 году, когда в гости к нам приехала моя тётя Аня. Родом она, как и моя мать, из деревни Охта. В 1926 году она вместе с другими своими сверстниками уехала в Кандалакшский район на лесозаготовки, там вышла замуж за карела помора Ивана Изосимовича Пестрикова, и на Оленьем острове, возле станции Ковда, обосновались несколько таких же семей и основали свою деревню, в которой чудесным образом переплелись карельские и поморские нравы. Отродясь в этой деревне не было ссор между соседями, праздничные гуляния начинали с крайнего дома, проходили с песнями, музыкой и угощениями по всем домам до другого края деревни. В деревне, до последних дней её существования, которые наступили не так уж давно, наверно, в семидесятые годы, не знали замков, делились рыбой с теми, кто не мог выйти на лов, сообща строили, радовались, провожали парней в армию, встречали, гуляли свадьбы, а ушедших в мир иной на лодках перевозили на кладбищенский остров, который был перед самой деревней.

Тётя Аня, касаясь концами платка век, обходила выжженную в войну деревню, где на местах домов остались только безжизненные травянистые холмики, и над ними грустно свешивались берёзы с зарубцевавшимися отметинками тех людей, чьё детство начиналось здесь. К тому времени за многие годы я успел добротно выбродить эти окрестности, и у меня появилось множество неразгаданных загадок. На многие из них тётя Аня дала мне в тот день ответы. По берегам речушки Каллио-оя на большом пространстве раскинулись заливные луга. В разговоре тётя Аня упомянула их как "Ухутнийтют", то есть "ухутпокосы". Я затаил дыхание, боясь переспросить, чтобы не спугнуть как птицу, издавшую дивный звук, и когда она повторила в разговоре второй раз "Ухутпайкат", я уже не мог удержаться от расспросов. Но и она не могла сказать более того, что сказала: так именовались эти низменные луга, и этим сдвинула лавину моих мыслей.

Охта была старая лопарская деревня, где некогда осёдло жили лопари оленеводы. Еще в 1830-е годы, как отмечает Лённрот в своих путевых заметках, здесь жили две лопарские семьи. В годы молодости тёти Ани здесь также жили уже окарелившиеся лопарские семьи. Жили они по карельским обычаям. Отличались ли они чем-либо в ведении хозяйства, я тогда не спросил, но у многих уроженцев Охты на лицах и в фигуре просматривается "лопарская отметинка". Их так и звали - лопарями. Слово "ухут" несомненно перекочевало из лопарского быта, а может это очень древнее и забытое карельское слово. Слова "Ухтуа" и "Ухта" являются уже производными от него, но старожилы ещё нередко называют село "Ухут".

Постепенно Ухта разрасталась и становилась национальным и культурным центром в округе, а впоследствии - административным. Кемь она оставалась Кемью, купеческим, портовым, тюремным и пересыльным пунктом. Правительству выгодно было использовать этот городишко в силу его географического расположения именно по такому назначению.

Ещё в 1886-87 годах зародилась идея создания Карельского общества, которое объединило бы Архангельскую и Олонецкую Карелию на основе общности языка, истории и культуры. В Беломорской и Олонецкой Карелии предполагалось начать просветительскую работу, создать школы, подобрать для этой работы людей-подвижников, влюблённых в свой край и свой народ.

24 апреля 1906 года в Финляндии, в городе Вааса ³, состоялось учредительное собрание Карельского общества. В правление общества были избраны: председателем - купец Алексей Митро, членами - Пекка Панкконнен, Пааво Ахава, В. Логинов, К. Липкин, Тимо Маннер, Д. Карьялайнен и инженер Б. Митро.

Впоследствии будет выдвинуто обвинение, будто все члены правления являются представителями финской буржуазии. Но почти все эти люди были жителями Беломорской Карелии или выходцами из неё. Братья Алексей и Борис Митро являются выходцами из купеческого рода Митрофановых, живших до 1920-х годов в Энонсуу, близ Ухты. Пааво Ахава с семьёй жил в Ухте, в Заламбино, и с юности ратовал за развитие школ и народного просвещения. Липкин и Логинов были уроженцами Ухты, а их потомки и сейчас живут в Калевальском районе ⁴.

Решено было создать печатный орган, газету "Карьялайстен пакинойта" ⁵, передвижные школы на родном языке, а также для улучшения почтовой связи создать почтовые пункты на границе.

С участием членов правления была разработана упомянутая программа, которая за тремя тысячами подписей была вынесена на обсуждение представителей волостей Кемского уезда в Кеми 9 марта 1906 года. Выбрали делегацию для доставки этого документа в Думу в составе А. Митро, П. Ахава, Д. Карьялайнена, Т. Маннера и В. Логинова. В мае делегация встретилась с представителем Архангельского губернатора и передала петицию собрания.

1905-1906 годы в Российской истории были годами подъёма народной активности, и они также стали благоприятными для дальнейшего развития Карельского общества. Если на первое собрание общества, наметившего основные направления работы, приехало двадцать человек, то на организационное собрание в Тампере, назначенное на 3 августа, приехало примерно пятьдесят представителей как с карельской, так и с финской стороны.

Писатель Ийво Хяркёнен оставил очень красочное описание этого собрания, из которого видно сколь богата была Беломорская Карелия одарёнными, колоритными личностями. Он пишет о том, какой высокий настрой и какой духовный подъём царил на этом собрании. Здесь собрались купцы, инженер Б. Митрофанов, молодой студент Дорофеев-Аланко, со своими стихами выступил влюблённый в свой край поэт Тимо Ремшу, здесь был доктор О.А. Хайнари, писательница Майла Талвио со своим мужем, профессором Миккола, популярный в Карелии Алексей Митрофанов-Митро, вдохновитель создания общества Пааво Ахава, или как его все называли Карьялан Пааво. Председатель временного правления, избранного на прошлом собрании, зачитал разработанные и уже обсуждённые со многими членами общества направления предстоящей работы. Стремясь поднять духовное самосознание народа, уровень его жизни, общество сочло нужным создать передвижные школы и библиотеки на финском языке, учредить газету "Карьялайстен пакинойта", которая рассказывала бы о ведении хозяйства, способствовала повышению образования и национального духа карел. Важной задачей было поставлено развитие животноводства, земледелия и других отраслей хозяйства, чтобы укрепить экономику края.

На этом собрании было избрано правление под председательством Алексея Митро, а членами правления стали П. Ахава, О.А. Хайнари, Х. Басилиер, Тимо Маннер, Сакари Аланко, Ийво Хяркёнен, Иван Софронов и К.С. Липкин. В апреле было принято решение о создании школ, и вот сейчас Пааво Ахава, Тимо Маннер и И. Мартынов отчитались, что к предстоящему учебному году из-за недостатка средств создано всего пять школ: в Вокнаволоке, Ухте, Кестеньге, Пистоярви и Юшкозере. Для подготовки учителей из местного населения было решено направить в Сортавальскую учительскую семинарию двух-трех человек из местной молодежи ⁶. Пааво Ахава по программе общества разработал проект букваря на карельском языке и в его составление подключились вместе с Ахава доктор Хайнари, Басилиер, профессор Миккола и учитель Пяккёнен.

С газетой "Карьялайстен пакинойта" тоже не было заминки. Её редакторы Ахава и Б. Митрофанов уже на собрании раздали участникам первый номер на 16 страницах.

В статье "Чего мы хотим" О.А. Хайнари объяснил цели Союза, а также направление и задачи вновь вышедшей газеты. Он пояснил, что существуют они в рамках закона, и цели их ни в коем случае не противоречат политике правительства.

Так был создан Союз беломорских карел (Виэнан карьялайстен лийтто) и его печатный орган "Карьялайстен пакинойта".

карельских диалектов создал искусственный карельский язык, который, по его мнению, должен был стать приемлемым как для Южной Карелии, так и для Центральной и Северной, причём на основе русского алфавита ¹³. В этом была ошибка не только Бубриха, большого ученого ¹⁴, но в этом была скоропалительность времени, когда за одно поколение хотели создать свою рабочую интеллигенцию, когда писателями утверждали людей, написавших свой первый ученический рассказ, который из тетради ещё не успел перейти на страницы изданий. Это было опьянение темпами.

Но в создании и насаждении языка такое форсирование не удалось. Матвей Исакович Пирхонен вспоминал, как в Ухтинскую школу просвещать учителей в области языкознания пришел недавно уволившийся в запас старшина-пограничник. Он разъяснил учителям, что финский язык - это язык врагов и у карел должен быть свой язык. Вот Советская власть и дарует им язык. Но дарованный язык не прижился, и через год его пришлось отменить ¹⁵. В этом усматривается и другая цель, но к этому вернёмся в другой главе.

Карельский союз большое внимание уделил расширению сети библиотек. Уже в 1906 году начали сбор книг для деревенских библиотек, и к осени было создано 22 избы-читальни: в Ухте, Вокнаволоке, Пистоярви, Кестеньге, Юшкозере и в маленьких деревнях вокруг них. В эти читальни было сделано 286 годовых подписок на различные печатные изделия. Тогда же Карельский Союз обратился к издательствам, обществам, частным лицам с просьбой помочь в приобретении книг для карельских библиотек. И просьба была услышана. В Ухту пришло более 1000 томов, которые содержали несколько тысяч произведений литературы на финском языке. К тому же Ухтинская библиотека располагала уже немалым фондом, полученным в дар от писателей, представителей культуры, купцов и различных учреждений. Организатором этой библиотеки в конце столетия был Пааво Ахава, а одним из первых дарителей писатель Алексантери Эрвасти ¹⁶. Были созданы свои библиотеки и во многих деревнях.

Когда этот материал был уже написан, я узнал, что первая библиотека в Ухте была создана еще в 1860-е годы, и она была в Ликопя, у родственника Вейкко-Аатами Хейккиля, жившего на момент нашей беседы в Финляндии, в Ивало.

6 октября на правлении Союза было решено, что Союз финансирует и организует почтовую связь между Вокнаволоком и Суомуссалми в Финляндии. До этого был послан запрос в почтовое ведомство. В начале 1907 года ведомство России произвело досмотр почтовых пунктов, и к лету было создано четыре новых почтовых пункта, что сразу облегчило доставку почты. Корреспонденция и газеты стали приходить за четыре дня.

К слову сказать, в 1991 году почта из Карелии в Финляндию и обратно шла временами почти четыре недели.

Вероятно, проходила почтово-таможенный досмотр.

В 1906 году было издано три тетради газеты "Карьялайстен пакинойта", не считая того первого номера, который вышел к моменту учредительного собрания. Тираж был три тысячи.

В Олонецкой губернии на 1901 год было 596 начальных школ, в которых могли получить азы грамоты 59 процентов ребят школьного возраста. Из них 140 школ, или 24 процента, были в населённых пунктах, где жили карелы, вепсы или финны. Основанное в 1867 году Олонецкое земство содержало 40 процентов этих школ, но консервативное правительство усмотрело в этих школах, расположенных в национальных деревнях, начала "вольнодумства" и источник зарождения национального самосознания. Школы в основном были в ведении церкви, и церковное учение ставилось даже выше, чем преподавание языка. Начиная с 1901 года, по большим церковным праздникам принято было проводить некоторые богослужения на карельском языке.

В Беломорской Карелии, или деревнях, относящихся к Архангельской губернии, было только 33 начальных школы и почти все они были под началом церкви. Поэтому грамотность в деревнях колебалась от 15 до 25 процентов. Национальных школ не было вовсе. В 1889 году была попытка в Кивиярви создать национальную школу, но это вызвало тревогу у властей, и школа была сразу же закрыта (Iivo Härkönen (toim.). Karjalan Kirja. I osa. Porvoo, WSOY, 1910. S. 202-203, 211-212, 215. Stacy Churchill. Itä-karjalan kohtalo 1917-1920. Porvoo Helsinki, WSOY, 1970. S. 15-16).

Ясно, что власти пугала угроза панфиннизации. Хотя букварь 1906 года был издан для карельских школ на местном диалекте ¹⁷, но судьба образованных в 1906-07 годах народных школ была не намного лучше той, первой, в Кивиярви. Они просуществовали несколько дольше лишь потому, что попали в струю веяний революции 1905 года. Не заботила власти и экономическая отсталость края. Показательно, что все наиболее энергичные и деловые люди Карелии построили свои магазины и завели свои предприятия в Финляндии, где частному предпринимательству и частному землепользованию были открыты более широкие возможности. Так что запретительная система управления, или управление методом запретов, не сегодняшняя выдумка, это болезнь империи. Если дать свободу предпринимательства и свободу в землепользовании, неизбежен рост самостоятельности окраин, их материальной независимости от правительственных инвестиций. Чиновник потеряет основной рычаг власти: разрешу, не разрешу. Настороженное отношение правительства к Северной Карелии привело к тому, что лишь немногие купцы из местных нашли выход на российский рынок, и большая часть разместила свои капиталы в Финляндии.

Настороженно отнеслись власти и к изданию газеты "Карьялайстен пакинойта". Газета и в самом деле довольно смело высказывалась в защиту культурного и экономического подъёма края. По цензурным меркам 1990-х годов, когда цензура была вроде бы отменена, то есть по уровню "пропускной" способности 1990-91 года, ни один петрозаводский журнал не взялся бы опубликовать столь острые статьи, какие помещались в газете тогда. Возникли первые трудности. Тогда, после марта 1907 года, газета стала выходить под разными названиями. Она стала популярной, и к концу 1907 года она уже имела две тысячи подписчиков, к тому же бесплатно распространялось 1000-1500 экземпляров.

21 мая 1907 года правление Союза приняло решение для улучшения связи между Вокнаволоком и Финляндией начать строительство дороги Кивиярви - Уаюолакши через Вокнаволок. Купец Софронов из Раумы¹⁸ выделил на строительство 2500 марок. К концу октября на строительстве дороги постоянно работало 20-30 человек. Удалось построить два километра дороги, но стало явственно ощущаться сопротивление российских властей. Поскольку официального запрета всё же не последовало, то весной следующего года продолжили строительство дороги. Было добыто еще 4000 марок на строительство, но в июне последовал окончательный запрет.

В наши дни такой же проблемой осталось строительство той же дороги Войница - Вокнаволок, протяженностью 39 километров. В конце семидесятых годов велись изыскания, в те же годы депутат Верховного Совета СССР от Карелии министр обороны маршал Соколов выделил для строительства дороги пять грузовых машин, но на начало 1990-х годов дорога была по-прежнему в таком же состоянии, как и двадцать и тридцать лет тому назад.

Но не только строительство дороги насторожило власти. Как только перестроечные процессы после революции 1905 года стали утихать, консервативные силы почувствовали под ногами более твёрдую опору и начали преследование общества. Первый камень был брошен в адрес газеты "Карьялайстен пакинойта". Не преминула примкнуть к ликвидации начал национального самообразования и церковь. В декабре 1906 года в Ухте состоялся съезд Архангельской и Финляндской епархий, на котором обратили серьёзное внимание на "пропаганду политического и протестантского сектантства и угрозу его распространения в Беломорской Карелии".

Самые большие обвинения были высказаны в адрес "Карьялайстен пакинойта". Но всё же церковь понимала, что оставаться на прежних позициях уже нельзя, и не в интересах самой церкви. Было разрешено преподавание родного языка в приграничных деревнях с тем, чтобы можно было более эффективно вести богослужение и внедрение православной веры и этим противостоять пропаганде протестантства. Подразумевалось, чтобы и попы могли вести богослужение на карельском языке, или на финском, что в этих деревнях было одно и то же ¹⁹.

Православные попы с финской стороны тоже повели наступление против Карельского Союза. Иеромонах Киприан обвинил газету в том, что она способствует снижению чувства нижайшего верноподданничества со стороны карел по отношению к русскому государю.

Следующий серьезный удар по Союзу был нанесен 3-5 сентября, когда распоряжением Архангельского губернатора были закрыты все национальные школы в Беломорской Карелии. Это было в 1907 году. Потом это повторилось через тридцать лет и в третий раз ещё примерно через двадцать лет.

После закрытия школ были запрещены все избы-читальни, и уже в середине сентября арестовали активистов народного просвещения. Был арестован уроженец Ухты Василий Еремеев-Ряйхя, учитель из Ухты Василий Дорофеев-Ваара, почтальон Антон Родионов и столяр Ремшуев ²⁰. Всем членам Союза, проводившим просветительскую работу, на неопределённое время было запрещено находиться на территории Беломорской Карелии. Союз, встревоженный арестом своих товарищей, составил письмо и отправил делегацию из двух человек в Петербург к министру просвещения графу И.И. Толстому. Один из просителей отправился с письмом к Толстому, а другой пошел узнать судьбу арестованных. Толстой радушно принял посланца Карелии, но Русское правительство никак не откликнулось на просьбу.

Столяра Ремшуева и Василия Еремеева отправили в Сибирь, где Еремеев заболел и через год умер ²¹.

Преследование активистов Союза велось и на финской стороне. К примеру, когда члены правления собирались 24 ноября 1907 года у доктора Хайнари, то приходили по одному, осторожно, чтобы не привлечь внимания охранки. И все же, несмотря на преследования, просветительская работа не прекратилась. В приграничной зоне Финляндии были организованы школы с тем, чтобы и с карельской стороны была возможность у молодежи учиться в них. На осень 1907 года Союз финансировал обучение одной карельской девушки в учительской семинарии и позднее ещё трёх человек из Карелии.

Союз обратился к студентам с просьбой помочь в просветительской работе. Желающих было много. И вот на севере Финляндии, в Куусамо, были организованы двухмесячные курсы, которые предполагалось вести до тех пор, пока будут желающие. Желающих было много: из Ухты, Пистоярви, Кестеньги, а это не ближний свет - километров двести пешком на лодках или на лыжах - пришло тридцать учеников и ещё сорок человек набралось из ближних мест. Потом такие, четырёхмесячные курсы стали работать регулярно. К осени под школу оборудовали отдельный дом, и она стала принимать учеников из разных деревень Карелии и Финляндии.

Гонение властей сказалось и на активности членов Союза. Из 723 членов Союза, которые были в списках, на 1911 год осталось только 396. На карельской стороне было более жёсткое давление, и здесь было труднее вести какую бы то ни было просветительную работу. Но у властей не было повода, не было зацепки для закрытия Союза. Не могли же они гласно объявить просветительскую работу вне закона, хотя фактически она была запрещена. После мартовских событий 1917 года наступило потепление и в жизни империи. Алексей Митро в это время написал Ийво Хяркёнену, что наступило время снова ковать Сампо для нашей бедной и прекрасной Карелии, что надо бы немедля провести собрание беломорских карел, живущих сейчас в Финляндии, и снова начать работу на благо людей этого края. Тут же, в ходе подготовки собрания, было решено, что Союз берёт под свою опеку не только Беломорскую Карелию, но и Олонецкую, поскольку это один единый народ с общей историей, культурой и родственным языком, и он так же нуждается в развитии просвещения и хозяйства.

По этой причине было решено Союз переименовать в Карельское просветительское общество. Это название более конкретно отвечало той работе, которую выполнял прежний Союз. Тут же на месте его членами стали 22 человека, и они внесли в фонд Общества более 14 000 марок. Во временное правление избрали председателем Алексея Митро, членами стали Сакари Аланко, учитель Василий Кеунас²², купцы Тимо Маннер и Пааво Ахава, писатель Ийво Хяркёнен, запасными членами правления стали купцы Вилле Маттинен и И. Архиппайнен.

28 мая 1917 была одобрена программа Общества, предполагавшая помощь в налаживании образования, становлении хозяйства и развитии края. В программе предусматривалось, чтобы две трети его актива были карелами Олонецкой и Архангельской губерний. 8 апреля 1917 было принято решение получить разрешение правительства на существование общества. Наученное опытом прошлого, правление решило полностью застраховаться от возможных гонений в будущем.

Решено было отправить в Петроград делегацию в следующем составе: Митро, Таннер, Маннер, Аланко, Хяркёнен и Ахава. Делегация к программе своей деятельности приложила заранее заготовленное письмо и намеревалась добиться аудиенции у министра внутренних дел, министра просвещения и прокурора Синода. В своем письме правление излагало причины хозяйственного отставания края, убедительно доказывало, что в условиях царящей в Карелии духовной угнетённости и при отсутствии возможности развития собственной культуры, развитие края является невозможным, и выразило искренние надежды на помощь. Прокурор Синода тоже проявил полное понимание и обещал обратить внимание на то, чтобы в Карелию направлялись попы, знающие язык. Со своей стороны делегация обещала содействовать в подборе попов из местного населения.

На прием к министру внутренних дел не попали. Тот был всецело занят неспокойной тогда Россией и даже не смог назначить время встречи. Программу Общества, свои просьбы и заверения в том, что в деятельности общества нет ничего противоправного, оставили в его канцелярии и там же получили полное одобрение на деятельность Общества, лишь бы она не шла вразрез с законами.

Многообещающий революционный 1917 год родил новые надежды. Для того чтобы подготовить общественное мнение к Всекарельскому общенародному собранию и предстоящим выборам, решено было начать немедленно среди населения Олонецкой и Беломорской Карелии разъяснительную работу. Революционное движение во всей империи шло под прогрессивными лозунгами равноправия народов, обеспечения им права на самоуправление, предоставления права на землю и пр. Предполагалось, что Карелия, как и многие другие национальные окраины России, будет добиваться хозяйственной самостоятельности в рамках Российского государства. Предлагалась программа развития края. Было разработано обращение к народу Карелии и отпечатано тиражом 100 000 экземпляров на финском, русском языках и на языке олонецких карел. Это обращение было принято 9 апреля 1917 на правлении Общества. Тогда же было решено направить людей для разъяснения в деревнях существа этого обращения.

Во время поездки делегации в Петроград было решено возобновить издание газеты, и первый номер ее под названием "Карьялайстен саномат"²³ вышел к собранию Общества, состоявшемуся в Тампере 28 мая 1917. Предполагалось, что газета будет выходить раз в две недели, но надежды не оправдались. Начавшиеся в стране волнения помешали этому. Газета выходила до конца 1919 года, и то в этот год только дважды. В начале года были изданы одной тетрадкой 1-2 номер и в декабре вышли 3-4 номер. На этот раз газета уже выходила нормальным форматом, и тираж её был 3-4 тысячи экземпляров.

Идея создания независимой республики в Беломорской Карелии возникла задолго до того, как пожар революции охватил Российскую империю. Северная Карелия нет-нет да и удивляла просвещённый мир, напоминая из своей глуши, что здесь живет народ ещё не испорченный пороками, давно принятыми за норму жизни другими цивилизациями. Когда в начале 1830-х годов Элиас Лённрот совершал первые свои походы в рунопевческие деревни, он не без основания высказал свои опасения насчет лихих людей, которые на финской стороне подкарауливали одиноких путников. "Да что ты, - рассеял его опасения сопровождавший его крестьянин, - у нас в Карелии такого не бывает, мы живем здесь как птицы в лесу, никого не обижаем". В 1879 году журналист из Оулу Алексантери Эрвасти, посетив эти места, был удивлён и обрадован: "Поражает то, насколько успешно смогли карелы после длившихся столетия сражений сохранить своё национальное самосознание и достоинство, и если мы сможем оказать им ту помощь, которую мы обязаны им оказать, то мы с полным основанием можем надеяться, что победа склонится как на их, так и на нашу сторону, и прекрасная карельская земля сохранится чистой от всего чуждого".

Наши рунопевческие места стали для Финляндии как бы сохранившейся историей. В 1836 году на годовом писательском собрании Финляндии Линсен, говоря о "Калевале", записанной Лённротом в наших деревнях, оценил её очень высоко: "...она не только сделала финскую литературу несравненно более богатой, нежели прежде, но в прямом смысле придала ей чуть ли не европейское звучание. Обладая этой устной поэзией, Финляндия может вдохновенно, с гордым самосознанием учиться правильно понимать своё прошлое и с её помощью развиваться духовно. Она может сказать себе: и у нас есть своя история".

И если восторженность Линсена и его современников побудила целую плеяду исследователей отправиться в этот сказочный край, чтобы успеть увидеть и запечатлеть, то книга Алексантери Эрвасти²⁴ привлекла к Карелии более деятельное внимание просветителей и вызвала желание действительно помочь национальной культуре. Продолжилась волна романтического карелианизма ²⁵.

Но и в самой Карелии к этому времени появились свои подвижники и своя интеллигенция. Стали работать народные библиотеки, сделали первые пробные шаги национальные школы, в деревенские читальни стали поступать периодические издания.

21 декабря 1905 года в Ухте было проведено собрание местной интеллигенции. Продолжено оно было в январе 1906 года. На этом собрании были выдвинуты тезисы обращения к правительству, которые в марте 1906 года были обсуждены и приняты на съезде представителей волостей Беломорской, или Архангельской, Карелии в Кеми. В сущности это была программа развития края. Она была отправлена с делегатами в Петербург за подписями трёх тысяч жителей края. Предложения были нереволюционными, или, точнее, некрамольного характера. Требования были следующие.

Была выражена просьба ввести в действие Указ Российского правительства о праве вероисповедания и обучения в церковных школах на родном языке. Указ был издан 30 апреля 1905, но местные и губернские власти всячески препятствовали его введению.

Правительство под давлением событий 1905 года пошло на некоторые уступки. Министр просвещения Толстой любезно принял делегацию из Ухты и дал разрешение открыть национальные школы, но, как упоминалось выше, уже в сентябре 1906 года (в разных источниках указываются даты закрытия - 1906 и 1907) по распоряжению Архангельского губернатора они были закрыты. Единственная национальная школа в Кивиярви, где учителем был Ийсакки Пирхонен, отец известного в крае просветителя Матти Пирхонена, просуществовала год и в сентябре 1907 года также была закрыта. Там же, в Кивиярви, ранее, в 1889 году, была открыта национальная школа и просуществовала она только один год. Основателем её был тот же Ийсакки Пирхонен.

управления на местах Карелии предоставлялась полная самостоятельность. Собрание одобрило программу, и решено было передать её правительству России ²⁸. Но революционные события отодвинули решение вопроса о самоуправлении.

Последующие события в стране продиктовали необходимость самим решить вопрос: быть Карелии или не быть. С 1918 года лозунг независимости Карелии поднимали разные силы. Под независимостью понималось оторвать Карелию от России под свой протекторат. Это были Северное белое правительство, правительство Финляндии, а также виды на Карелию имела Англия. Всем им противостояли большевики. Народ не был безучастным в этой борьбе. Он хотел сам решать свою судьбу, и люди понимали, что надо быть готовым отстаивать свою независимость.

События сгущаются, интересы сталкиваются, и все чаще от имени и без ведома карельского народа начинают выступать разные политические силы. Они усердно втягивают Карелию в войну, провоцируют на её территории военные действия.

Исторические документы того времени довольно разноречивы. Чаще всего они составлены с пропагандистской целью, намерением развязать войну и политической трескотнёй пытаться оправдать свои действия. Народ края жил своей жизнью и питал одну надежду: сохранить мир на своей земле и трудиться на своё благо.

С началом в России неспокойного времени в Ухте стали формироваться отряды народного ополчения. Это где-то с зимы 1918 года. Создание таких отрядов самообороны не было чем-то новым. Ещё во времена шведских нашествий, длившихся не одно столетие, была создана система разведки, оповещения о готовящемся нападении и самозащиты. Традиции эти не успели забыться. В 1918 году отряды самообороны создавались не целенаправленно против кого-либо, а для защиты населения и своей земли. Каждая деревня отряжала определённое количество людей, которые находились в постоянной готовности, числились в отрядах дозора или заграждения и назывались они партизанскими отрядами. Если же возникала угроза нападения, то на защиту поднимались все способные воевать. Были отработаны маршруты передвижения, налажены промежуточные базы, столь необходимые в условиях Севера, подготовлены средства передвижения в зависимости от времени года: лодки, лыжи, олени.

В 1918 году финские отряды по плану, разработанному Маннергеймом, начали вооружённое нашествие на Карелию под эгидой "освобождения". Подлинная их цель не вызывала никаких сомнений. Поздней осенью Карельский легион разбил отряды, возглавляемые Тойво Куйсма.

Белое Северное правительство объявило призыв в свою армию мужчин 1880-1903 годов рождения, но ухтинцы отказались служить в белой армии, и тогда войска Северного правительства сразу с трёх сторон пошли походом на Ухту, чтобы наказать непокорных карел. В октябре 1919 года со стороны Кестеньги двинулся на Ухту самый большой отряд. Когда партизанская разведка доложила о приближении войск, местные жители собрали и выдвинули им навстречу ополчение. Красные, находившиеся в Ухте, никаких действий по отражению белых не предприняли. Брат моего отца, участвовавший в ополчении, пишет об этих событиях следующее. "Когда разведка доложила о приближении вооружённого отряда, ополчение выступило ему навстречу. К деревне подошли ночью, очень осторожно, и если бы не случайный выстрел одного из ополченцев, не умевшего обращаться с оружием, то операция закончилась бы бескровно. Но в начавшийся перестрелке два ополченца были убиты, а у противника потери составили 5-6 человек. Остальные, около двухсот человек были взяты в плен и доставлены в Ухту. Были взяты богатые трофеи: снаряжение, продукты, оружие. Все было добротное, английское. Были в отряде белых и уроженцы Карелии. Им предложено было разойтись по домам, а остальных передали в Ухте красным. Красные потребовали также отдать им и взятое оружие" ²⁹.

В плен был взят руководитель военной экспедиции барон Тизенгаузен, бывший преподаватель Кемской учительской семинарии ³⁰.

Но Мурманская железная дорога оставалась в руках белых, и они перекрыли поставку продовольствия в Карелию с Севера. В это же время Кемский Совет, бывший ставленником англичан, перекрыл поставку продовольствия с Юга ³¹.

Ухтинцы откликнулись на это следующим образом: вот выдержка из ухтинской газеты "Карьялан Вартиа" (Страж Карелии) ³²:

Говорить о предпочтении населения к каким-либо политическим партиям или убеждениям не приходится. Людям нужен был мир. Мой отец перевозил почту от партизан Ухтинскому правительству, от партизан красным, и если бы его спросили, у кого он служит, он ответил бы: у своих. Рассказывали, что в наш дом зимой 1919-го пришли вооружённые люди. Дома оказались одни женщины. Один из пришельцев строго спросил: "Были ли здесь солдаты?" "Были", - ответила бабушка. "Красные или белые?" - встревожился тот. "Красные, красные, - охотно пояснила бабушка, - все красные, с мороза, а вот двое совсем белые, раненые бедолаги".

Логику бабушки легко понять, но как было понять красных? Дядя пишет, что после победы над белыми в сельчан вселилось чувство собственной значимости, люди зажили в мире и спокойствии. Но вот подошли красные. Вели они себя далеко не так, как приличествует гостям, и мы не могли понять, чего они от нас хотят. Порой доходило до стрельбы. Так продолжалось до самого лета, а потом они и вовсе развязали войну. Мы карелы - дети природы, не привыкли, чтобы в наш дом приходили вооруженные люди и творили произвол.

Почему так резко изменилось отношение красных к местному населению? Формальной причиной выдвинули ту же, что и белые: отказ от призыва, затем отказ от трудовой повинности. Хотя и первое и последнее было неверным. Протокольно зарегистрировано, что красные, находившиеся в Ухте, брали лошадей у местных жителей по трудповинности. А по части призыва очевидно - ухтинцы создали свои отряды самозащиты и без участия красных разбили белые отряды. К тому же значительная часть мужского населения, призванная ранее в Русскую армию, находилась в рядах красных.

Причина, как мы позднее увидим, крылась совершенно в другом.

В ноябре 1919 года из Кеми поступает распоряжение:

Это было явно провокационное действие. Решением ВЦИК на Севере, в силу крайне неблагоприятных условий для развития сельского хозяйства, была отменена продразвёрстка, но власти Кемского уезда продолжали сбор продналога, мало чем отличавшийся от продразвёрстки. К тому же Российское советское правительство, видя бедственное положение с продовольствием на Севере, выделило средства для покупки хлеба, но эти деньги так и остались в карманах правителей Кемского уезда³⁴. Кемский Совет, созданный под контролем англичан и формально будучи представителем Советской власти, целенаправленно настраивал население против подлинной Советской власти ³⁵.

Красные отряды, действующие в Кемском уезде, были переориентированы. Сложившееся недовольство действиями Кемского Совета и вынужденная покупка продовольствия в Финляндии преподносились как стремление отделиться от России и примкнуть к Финляндии, и красных солдат настраивали относиться к местному населению с недоверием, а то и почти враждебно.

В сложившейся ситуации, когда со всех сторон была перекрыта поставка продовольствия, Ухтинское правительство стало покупать хлеб у Финляндии.

Партизаны охраняли хлебные обозы, которые красные не стеснялись грабить, поскольку они шли из Финляндии. Партизаны своим присутствием урезонивали агрессивность красных, которая заметно возросла, поскольку Кемским Советом была выдана "индульгенция" на борьбу с "контрреволюцией".

Большевики в глазах населения были представителями действующей власти, и к тому же многие бывшие солдаты, вернувшиеся с Первой мировой и фронтов гражданской, были сторонниками провозглашенных большевиками идей равенства и братства. Им были непонятны такие выпады со стороны красных. Они отправили ходоков в Петрозаводск, но те были задержаны и арестованы в Кеми.

Между тем, зачастую отправляемые в Финляндию за хлебом обозы возвращались порожняком, и как рассказывают участники тех событий, такое стало случаться всё чаще и чаще. Тем не менее, помощь оттуда шла, и хлеб, купленный в Финляндии, распределялся поровну, по числу едоков между волостями, примкнувшими к Карельскому временному правительству. Примкнувших волостей было тринадцать: Кестеньгская, Вокнаволокская, Ухтинская, Вычетайбольская, Контокская, Тихтозёрская, Юшкозёрская, Кимасозёрская, Олангская, Ребольская, Тунгудская, Летнеконецкая, Шуезерская ³⁶. К Ухтинскому правительству примкнули и русские деревни, поставка продовольствия в которые также была прекращена, и единственным поставщиком его было Карельское временное правительство.

Кемский Совет старательно убеждает власти в неблагонадёжности местного населения.

Какова же была взаимосвязь событий?

Кемский Совет, относившийся к Архангельской губернии, не подчинялся не только Карельскому реввоенсовету и руководству КТК, но, будучи ставленником англичан и белого Северного правительства, игнорировал выполнение распоряжений ВЦИК России. Как уже говорилось выше, ВЦИК отменил для Севера продразвёрстку, поскольку продналог население уплачивало исправно, но Кемский Совет продолжал взыскивать и то и другое ³⁷.

Ухтинское правительство покупало хлеб для всех примкнувших к нему волостей на кредиты, взятые у Финляндии размером в три миллиона марок. Красные с одобрения Кемского Совета грабили хлебные обозы, идущие из Финляндии.

Это было не просто попустительство, это была целенаправленная политика: разжечь недовольство Советской властью, вызвать антиправительственные выступления и направить против людей не только части, находящиеся в ведении Кемского Совета, но и правительственные войска в лице 7-й армии. Заранее готовились списки активистов, подлежащих ликвидации.

На это естественным для того времени образом реагирует 7-я армия: "Особый отдел 7-й армии требует: ...принятия мер и привлечения населения к трудовой повинности силой оружия.

Врид комиссара Н. Фомкин. 23 августа 1920 года".

Местное население с крестьянской терпеливостью пытается добиться от Кемского Совета хоть какой-то справедливости.

Провокационные действия Кемского Совета подталкивают события. В Ухте собирается съезд представителей волостей, чтобы обсудить вопросы хозяйственной автономии как единственный возможный выход из создавшейся ситуации. Инициатором является Карельское временное правительство ³⁸.

Кемский уезд был основан в связи с реформой, проводимой Екатериной Великой в 1784 году. К нему отошли земли от берегов Белого моря до северных берегов Сегозера и Выгозера, и с тех далеких времен Ухта стала относиться к Кемскому уезду. Так и прожили бок о бок занюханный уездный городишка и небольшая деревня более столетия, не зная друг друга ³⁹.

В первую мировую войну Англия была союзницей России, и её войска и флот охраняли северные рубежи страны. 5 июня 1916 года правительство России объявило Александровский и Кемский уезды театром военных действий, и потому присутствие англичан в Карелии носило более законное основание, нежели присутствие финнов⁴⁰. Англия - страна с большим колониальным опытом, и повела она себя как вполне цивилизованный завоеватель. Английское военное командование не препятствовало созданию Советов в Кеми, но происходило это под их контролем⁴¹. Тех, кто не устраивал союзное командование, убирали. 2 июля 1918 года были расстреляны заместитель председателя уездного Совета А.А. Каменев, секретарь Совета Н.П. Малышев и руководитель военной коллегии Совета П.С. Вицуп. Далее англичане реквизировали якобы для военных нужд часть флота, арестовали и расстреляли многих активистов.

Для расследования дела из Архангельска приехал известный революционер П.Ф. Виноградов. (Напомню, что Кемский уезд относился к Архангельской губернии). В своём заключении он отметил, что "под формой Совета в Кеми восстановлена городская дума с узким кругом власти. Вся власть фактически находится в руках союзного командования, которое совершенно не считается с созданной ею бутафорной властью".

Кемский Совет отказался вооружать Ухтинский легион, созданный для защиты Карелии от войск белого Северного правительства, за, якобы, неимением оружия. Но тут же предоставил возможность англичанам взять Карельский легион под свою опеку. Таким образом, ухтинцы были вооружены и экипированы англичанами на войну против финнов и большевиков. Но когда Карельский легион отбил нападение финнов и разгромил войска Северного правительства, Кемский Совет прекратил поставку продовольствия в северные волости. Со своей стороны Северное правительство перекрыло поставку продовольствия с севера ⁴³.

Василий Кеунас, представитель Карельского временного правительства, занятый поставкой продовольствия через Финляндию, в своих воспоминаниях пишет о возникших трудностях в поставке продовольствия в Карелию, мотивируя это тем, что запасы Финляндии тоже не безграничны. С точки зрения поставщика это самое внятное объяснение. С международной позиции это выглядело следующим образом. Финляндия насильственно втравливалась в войну против Советской России, и это как нельзя удачнее совпадало с планами Маннергейма присоединить Карелию к Финляндии.

В продовольствии было отказано и семьям, сыновья и отцы которых служили в Красной Армии. В деревнях начались голодные бунты против Советской власти. Крестьяне пытаются обратиться к правительству за защитой от произвола уездного начальства.

Такие заявления поступают из разных мест. Поступило заявление из Суопассалми, где красные захватили обоз с хлебом, идущим из Финляндии для голодающих волостей. Сохранились заявления членов семей красноармейцев с просьбой помочь им хлебом.

Заметим, что в заявлениях и обращениях к властям дается очень грамотная ссылка на политику, провозглашенную Советской властью, надежда на то, что эта власть заступится за них и справедливо разрешит их проблемы.

Позднее упомянутые 180 человек, собственноручно подписавшие заявление, с подачи Кемского Совета списком пройдут по распорядительному заседанию Президиума Карревтрибунала.

Кемский Совет в оправдание своей деятельности подбирает свидетельства о неблагонадёжности населения.

Итак, Кемским Советом собрано внушительное дело, которое вошло в заключение по обвинению и к нему приложена 131 страница списков неблагонадёжных (архивная папка "Олонецкие расстрелы").

Вот так по рапортам комендантов конвойных и тюремных этапов формировалось мнение о местном населении, с которым по их настоянию не надо церемониться.

Во всем этом усматривается явное противодействие установлению на территории Карелии власти Карельской Трудовой Коммуны, идет игра на раздорах между сторонниками автономии и противниками, местнических амбициях.

Следуют приказы подавить выступления местного населения любой ценой, и, прежде всего, силой оружия.

В обвинительном заключении приводится такой документ:

Этот документ составлен как оправдывающий действия командира батальона Полуэктова и отражающий его героизм в борьбе против непокорных советской власти людей. Две роты вооруженных солдат Рабоче-крестьянской Красной Армии пришли усмирять рабочих и крестьян деревни Шуезеро.

После такого расстрела мирных граждан солдаты нравственно уже не способны защищать отечество, они уже не защитники, они каратели. Полуэктов выполнил приказ наиболее подходящим для него способом ⁴⁷.

Но, видимо, водворение порядка в Карелии такими методами показалось излишне крутым, что заставило думать об истинных причинах народных волнений.

Последовало указание:

Но это решение не было каким-либо поворотным моментом в отношениях властей к гражданам страны, не было оно и категорическим осуждением действий Кемского Совета и уж вовсе не было покаянным или призывающим к милости. После расследования, проведённого комиссией, отношение Кемского Совета к крестьянам не изменились. 20 августа 1920 года среди работников Кемского исполкома произвели чистку ⁴⁸, но и после этого произошли все эти расстрелы и аресты по спискам более чем в сотню страниц.

Тогда за какие же упущения объявили виновным Кемский Совет? Очевидно одно, что был он рядовым звеном созданного большевиками механизма, и допущенные им действия не расценивались как недопустимая жестокость против населения, а скорее недостаточность воздействия.

И Кемский Совет стал исправляться:

Никто и не хотел разбираться в причинах происходившего. Назвали всё это "каравантюрой", в которой якобы участвовало пять тысяч человек (по другим источникам 2500), отчитались очередной блестящей победой, наградили самых бдительных и усердных. В сложившейся к тому времени вокруг Кеми и Соловков гулаговской атмосфере деморализованные войска, каковыми были кемские отряды, оказались как нельзя кстати.

Территориальные разногласия по поводу Кемского уезда между Архангельской губернией и Карельской Трудовой Коммуной отвлекали внимание властей, борьба внутри карельского правительства, вокруг вопросов автономии, национальной политики, тайные интриги против присланного Лениным Гюллинга, споры вокруг проблем, которые по сей день остаются неразрешенными - всё это позволило завершить карельский вопрос так, как и было задумано его организаторами. Материалы расследования уложили в папку, которая была засекречена и до гражданского архива дошла в выщипанном на две трети виде, но с прежним названием "Олонецкие расстрелы".

Войска, базирующиеся в Кемском уезде за эти годы, были в достаточной мере деморализованы и впоследствии были использованы как охранные части Кемперлага и Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН), то есть в качестве тюремщиков. Мне довелось беседовать с одним из бывших командиров такого подразделения. Он был уже в годах и его опрокинутое мироощущение от сознания величия того, что он делал в те годы, было настолько деформированным, что мои широко открытые от запоздалого ужаса глаза он воспринял как восторг перед его прошлыми деяниями, когда он был всевластным тюремщиком, когда он был сверхчеловеком. Кстати, точно таких же сверхчеловеков, бывших охранников с метастазами сверхчеловека, я встречал и в Финляндии. Можно спорить, но зло - явление одинаковое, как здесь, так и там.

Это не просто проявление низменных инстинктов одного человека, просто этот человек служит системе, которой он нужен именно таким. Один из наших великих, именитых собратьев именно под те окаянные события на весь Союз изрек полюбившийся органам лозунг: "Если враг не сдается - его уничтожают!" Вся работа тогдашнего механизма диктатуры сводилась к тому, чтобы найти врага, которого следует уничтожить.

В заключительном акте ни о каких боевых действиях не говорится, кроме того, что на партизанской базе, то есть избушке, в том указанном месте собирались один раз сорок или пятьдесят активистов. Всё остальное - протоколы, составленные под разговоры о голоде и лишениях глухими осенними вечерами, об ожидаемых страхах, о человеческом достоинстве, и всё это под обещания сытой и свободной жизни, которой население было лишено.

Весной 1920 года назрела необходимость разрешить вопросы хозяйственной автономии территории, входящей в состав Карельского временного правительства. Поставка продовольствия была перекрыта, население голодало, пробиться за разъяснениями ситуации в Петроград, Петрозаводск или Архангельск не предоставлялось возможным. Отношения с нападавшими на Карелию противниками - белыми, англичанами и финнами - были предельно ясны. Для защиты от них были сформированы постоянно действующие партизанские отряды. Но установленная в России Советская власть в лице Кемского Совета проявляла себя по отношению к Ухте как надзирающий орган. Кемский Совет решил взять Ухтинскую республику измором, перекрыть поставки продовольствия, присвоить дотации ВЦИК, выделенные для северных волостей на приобретение хлеба из Финляндии и при этом настойчиво докладывать о неблагонадёжности карел (равно как и русских), живущих в созданном им же блокадном кольце ⁴⁹.

Что оставалось делать? Надо было самим позаботиться о жизнеобеспечении населения. Попытаться решить хозяйственные вопросы мирным путем. Такая постановка вопроса была не нова. Север на протяжении всех предыдущих столетий был экономически самостоятельным, и к этому он реально готовился уже на протяжении пятнадцати лет, добиваясь от правительства права автономно решать хозяйственные вопросы. В сложившейся ситуации это было единственно разумное решение. Советские историки позднее обвинили ухтинцев в сепаратизме. Так ли это? КВП взяло за основу ленинский Декрет о праве наций на самоопределение, заявило об этом командованию красных отрядов, находившихся в Ухте, и пригласило командира Александрова, как ближайшего представителя Советской власти, участвовать на этом съезде. Александров отнесся к съезду с полным пониманием, как вполне законному мероприятию и гарантировал от имени Советского правительства полную неприкосновенность его делегатов. Своё слово он полностью сдержал.

невозможно. Хотя ни на одном из проводимых в деревнях собраний жители такого желания не изъявляли. Но финская пропаганда на всех переговорах с Россией стала утверждать обратное. И как было Георгию Чичерину, народному комиссару иностранных дел, не поверить, если Кемский Совет докладывал то же самое.

Временный исполнительный комитет разработал применимый к тем условиям проект и предложил его на обсуждение представителям волостей. К началу съезда приехали представители девяти волостей. В журнале съезда все приехавшие делегаты отмечены поимённо. В ходе работы съезда подъехали представители еще двух волостей, всего 92 человека. Позже подъехали представители еще двух волостей - Ругозёрской и Ребольской. К концу июня 1920 года в состав КВП, или Ухтинской республики входили 13 волостей: Кестеньгская, Вокнаволокская, Ухтинская, Вычетайбольская, Кондокская, Тихтозёрская, Юшкозёрская, Кимасозёрская, Олангская, Ребольская, Тунгудская, Летнеконецкая, Шунгозёрская ⁵⁰.

В сложившейся к тому времени политической ситуации КВП волновал вопрос безопасности делегатов.

В параграфе 9 журнала съезда записано:

П.10. Предъявленный агитатором Сонниковым мандат на право голоса на съезде нашли недействительным, а потому отказали в таковом, удовлетворив, однако, его просьбу - разрешить на следующий день произнести речь на тему, какую он найдёт нужной.

П.11. Сделано внеочередное заявление: запросить каким образом печать Ухтинской волостной земской управы попала в руки агитатора Сонникова и на основании каких данных вышеуказанный агитатор действует.

П.12. "Объявлена повестка вопросов особой важности, подлежащих рассмотрению съезда. Одобрили и назначили к рассмотрению 22 отдельных вопроса, исключив из повестки вопросы самообороны, таможенный и употребления спиртных напитков".

На следующий день съезд был продолжен и как гласит п. 16: "Согласно п.10 настоящего журнала агитатору Сонникову заседание съезда разрешило произнести речь в установленное время в течение одного-полутора часов. С его слов выяснилось, что печать управы им присвоена от председателя названной им управы насильно".

П.17. "Вернувшийся из Панозера делегированный Временным правительством к командиру советских войск для переговоров Сергеев сделал доклад о результатах переговоров".

В п.19 заключается объяснение многих моментов и настроений, вызванных ходом событий. Заметим, что социальный состав делегатов был достаточно однородным, и их тревожило, прежде всего, продовольственное обеспечение. Кемский Совет и белое Северное правительство согласованно перекрыли поставку продовольствия как с севера, так и с юга ⁵¹. Оставалось брать кредиты у Финляндии и покупать у неё же хлеб. Финские историки объясняют это как акт бескорыстной помощи соплеменникам, а советские историки как некий сговор КВП с финской буржуазией.

Историки всегда выступают как адвокаты политиков. Так было и на этот раз. И только внимательное рассмотрение всех исторических фактов позволяет сделать вывод, что до бескорыстия тут было далеко. Красные, мало того, что перекрыли поставку продовольствия, они еще и грабили хлебные обозы, идущие из Финляндии. Все обвинения финских и советских историков в адрес карел в общей сложности сводятся к тому, что они не сделали низкий поклон в сторону именно их страны. Но в Карелии издавна бытует пословица, что если сделаешь низкий поклон в одну сторону, то неизбежно сзади стоящему покажешь задницу. По мнению историков каждой из сторон мы должны были сделать этот поклон как раз в сторону представляемой ими власти.

На съезде выступил В. Кеунас. Он был представителем Карелии в Финляндии, непосредственно занимался поставкой хлеба в Карелию и делегаты были признательны ему за это. К самой Финляндии отношение было вполне определенное. Народы Карелии и Финляндии сохраняли родственные отношения и хотели быть добрыми соседями. Во время гражданской войны в Финляндии трудящиеся карелы были на стороне таких же финнов и не симпатизировали правительственным отрядам, подавляющим выступления рабочих. После нашествий финских волонтёров и финских солдат на Карелию к Финляндии стали относиться довольно настороженно. Вспомнили, что за всю многовековую историю с той стороны ничего доброго не приходило и что лучше жить в добром соседстве, но никак не вместе. К тому времени и в карельских деревнях появились большевистски настроенные люди, в основном из числа солдат, вернувшихся с фронтов Первой мировой.

В канун начала съезда красные в Ухте получили установку не задирать местное население, и раз оно решило провести такое мероприятие, то пусть себе проводит, а там поглядим. Дело в том, что именно в это время намечались переговоры с Финляндией в Раяёки (Белоострове), и одним из главных вопросов был вопрос об автономии Карелии. Наркоминдел не знал подлинной обстановки на Севере. Финская пропаганда преподносила факты в таком виде, будто Карелия хочет отделиться от России и примкнуть к Финляндии. Кемский Совет, чтобы оправдать свои действия, направленные против народа, давал такую же тревожную информацию и своими действиями провоцировал народ к антисоветским выступлениям ⁵². Финляндия сполна использовала это, стараясь создать предпосылки для выгодного исхода переговоров, затягивала их, выжидая повода для военного вторжения.

Большевики постарались использовать один из своих стандартных приемов агитации за советскую власть. В случае успеха можно было торжественно доложить: никаких сепаратистских настроений больше нет, восторжествовала советская власть. На съезд были посланы агитаторы Сонников и Михайлов. В течение двух часов Сонников на русском языке убеждал карел создавать Советы, и в заключение предложил отправить поздравительные телеграммы пролетариям Германии и Индии, где по его словам победила пролетарская революция. Делегаты съезда сочли это несвоевременным.

Очень показательна дальнейшая судьба Ильи Панфиловича Сонникова. По следам моей публикации в карельской газете "Ома муа" научный сотрудник музея "Поморье" из г. Кеми Геннадий Сонников, однофамилец, а возможно и дальний родственник И.П. Сонникова, прислал в редакцию материал о жизни Ильи Панфиловича.

Родился Илья Сонников в 1896 году в далекой карельской деревне Гончинаволок Повенецкого уезда. Эта, ныне исчезнувшая деревня, находилась в 95 километрах западнее села Паданы ⁵³. У отца Ильи, Панфилы Сонникова, была большая семья: три дочери и четыре сына. Илья получил неплохое по тому времени образование: он окончил четырёхклассное земское училище в Паданах.

В 1915 году Илью Сонникова призвали на воинскую службу в царскую армию. В 1918 году Илья стал членом РСДРП, в 1919 стал бойцом частей особого назначения (ЧОН).

21 марта 1920 года Илье было поручено выступить в Ухте на съезде представителей волостей Северной Карелии.

В апреле 1920 года, находясь на службе в политотделе 1-й стрелковой дивизии, Илья Сонников принял участие в разгроме Ухтинской республики.

В июне 1920 года на общем собрании граждан Ухтинской волости Илья Сонников был избран делегатом Всекарельского съезда представителей трудящихся карел, который состоялся с 1 по 3 июля в Петрозаводске. И. Сонников в своем выступлении заявил, что "финская буржуазия получит Карелию только через трупы трудящихся Карелии. Красная Армия приложит все усилия, чтобы защитить трудовой народ от возможных в будущем притязаний буржуазии".

Во второй своей речи на съезде Илья Сонников уточнил, что теперь, "после освобождения, когда пришло время решать свою судьбу, население говорит, что хочет быть автономным в хозяйственных делах под знаменем РСФСР и абсолютно не имеет никакого желания присоединяться к Финляндии". Как известно, на этом съезде было принято решение об образовании Карельской Трудовой Коммуны.

Работая на довольно высоких постах, Илья Сонников вполне мог бы при желании помочь материально своим братьям и сестрам. Но будучи бескорыстным по своей натуре, он не смог оказать помощи своему брату Петру. А может, увлеченный идеей мировой революции, и не попытался сделать этого. Пётр Сонников в 1922 году ушел на заработки в Финляндию. Граница вскоре была закрыта, и Пётр остался жить в Финляндии. К слову, Пекка Суоникко, как он стал именоваться в Финляндии, умер в Хельсинки в 1994 году в возрасте 92 лет.

В 1927 году Илья Сонников был избран делегатом XV съезда ВКП(б), который состоялся в декабре в Москве. В начале 1930 годов он стал секретарем Петрозаводского горкома партии. Отсюда его направили на работу в Реболы на должность первого секретаря райкома партии. Это стало последним местом его работы. Весной 1938 года в Карелии было сфабриковано дело Ровио - Гюллинга. Густав Ровио в то время был секретарем Карельского обкома партии, а Эдвард Гюллинг - председателем карельского правительства. Их обвинили в "национализме и шпионаже в пользу Финляндии". По этому же делу был арестован и Илья Сонников. Как свидетельствуют архивные данные: "Решением тройки НКВД первый секретарь Ребольского райкома партии Сонников И.П. 3 апреля 1938 года был приговорён к ВМН (высшей мере наказания). Расстрелян 8 апреля 1938 года. Реабилитирован 25 мая 1956 года".

Уж кого-кого, а Илью Сонникова, судя по сохранившимся документам, трудно было даже заподозрить в профинских симпатиях. Но, видимо, верна аксиома, что любая революция со временем вместе с настоящим и действительным противником начинает пожирать своих детей.

Так трагически оборвалась жизнь этого искренне преданного коммунистической идее человека.

Судьба Ильи Сонникова является очень выразительной иллюстрацией к происходившему, и объясняет все последовавшие за этим действия.

Отношение большевиков к карелам в преддверии и ходе съезда было настороженно-недоверчивым. Они еще выжидали: может удастся убедить делегатов подчиниться советской власти. Но при любом исходе цель была одна: никакой автономии, никакого самоуправления, и сразу же после съезда большевистская власть приступила к уничтожению Карельского временного правительства.

Появление КВП по сравнения с другими "контрреволюционными" событиями было незначительным, но России нужен был мир на Севере, а Финляндия же, напротив, старалась придать этому событию громкую международную огласку, чтобы оправдать свою агрессию против Советской России попыткой "освободить" карел, которые очень родственны финнам и очень просятся присоединиться к Финляндии.

За этим ложным состраданием стояли далеко не бескорыстные и вовсе не гуманные цели. Прежде всего, это расширение территории Финляндии на восток.

Таким образом, миролюбивый карельский народ, наивно поверив Декрету о праве наций на самоопределение, стал жертвой в политических играх двух противоборствующих сторон, из которых ни одна искренне не желала ему добра, каждая старалась захватить Карелию.

Как же развивались события на съезде?

П.19. От имени комиссии по проектированию государственного строя представитель В. Кеунас в ярких красках и с воодушевлением объяснил следующее: "Мы, выборные представители, выбранные прямым равным и тайным голосованием от карельского народа, собравшиеся в Ухте на первый съезд карельского народа (Архангельской Карелии), исполняя возложенную на нас ответственность уполномоченных, объявляем своё и народа карельского непоколебимое решение, основываясь на праве самоопределения народностей, на наше издавна отличительное национальное воспитание карельского народа, решили, что Карелия сама должна править своими делами и отделиться от России. Того же народа обязательное требование заключается в том, чтобы советские войска, расположенные в Карелии, были бы немедленно выведены за пределы оной, дабы народ мог свободно собираться, чтобы те волости, кои находятся в границах исторической Карелии, не присоединившиеся ещё к Временному правительству, могли бы свободно решать своё отношение к России, и чтобы карельский народ мог бы свободным голосованием определить образ правления и государственный строй Карелии".

После долгих и продолжительных прений проект был принят в 4 часа 50 минут вечера, причём вместо слова "объявляем" 3 голоса при 4 воздержавшихся просили написать "надеемся", и 12 голосов стояло за слово "просим" вместо "требуем".

В примечаниях к ходу голосования видна трезвая сдержанность части делегатов, несмотря на то, что пламенная речь оратора и в самом деле затронула их самые насущные желания. Прежние устремления к хозяйственной автономии в составе России остались, но при сложившейся обстановке их невозможно было осуществить. Виной тому была большевистская власть, которая на тот момент хотела видеть карел в составе России не свободными людьми, а подчиненными, политическими и экономическими мерами выталкивала их из государства и в то же время старалась удержать на цепи.

В следующем параграфе говорится: "немедленно делегировать представителей в Советскую Россию и в Финляндию, поручив первой просить советское правительство о выводе войск с территории Карелии и второй - при посредничестве Финляндии оповестить весь цивилизованный мир о положении продовольственного кризиса, для более скорого достижения цели послать немедленно телеграмму финскому правительству..."

На съезде был принят проект нового состава карельского правительства. Оно предлагалось в следующем составе: председатель правительства и пять членов, из которых каждый ведает одним отделом. 1 - судебный, 2 - финансовый, 3 - продовольственный, 4 - лесоземельный, 5 - народного просвещения. Отдельно - образовать правительственную канцелярию. В правительство должны быть делегированы по одному представителю от каждой волости, чтобы соблюдать интересы граждан этой волости. Проголосовали "за", против был делегат из Вокнаволока П. Конту.

Проект волостного управления был разработан самым тщательным образом, от выборов самого правления, полномочий и прав граждан.

Был принят проект лесного и земельного пользования: "Все карельские леса должны быть распределены так, чтобы 50 % из них было в распоряжении правительства, 25 % в распоряжении волостного самоуправления и 25 % в распоряжении населения" ⁵⁴.

Выбрали комиссии. 1) По вопросам кооперативов, частной и иностранной торговли. 2) Церкви и народного образования. 3) Страховка жизни, жилищ и животных. 4) Греко-католическое исповедание есть первое между другими вероисповеданиями и сектами в Карелии, ибо его исповедует большая часть населения Карелии, и по нему устраивается государственный строй на основе исповедания этой религии. Свобода других вероисповеданий и сект. "Решение вопросов, касающихся церкви и религии принадлежит главным образом народу, право голоса принадлежит каждому христианину..." "Постановили жалование священников определить следующим образом: основного 500 марок в месяц и 100 марок на каждого члена семьи до 15 лет. Или же 1000 марок в месяц. В каждую волость назначать не более одного священника, квартиру - от мирян, а отопление со стороны правительства..."

Член комиссии по разработке проекта народного образования доложил съезду расширенную программу, по которой предусматривалось всеобщее образование, обеспечение учебными пособиями и питанием, создание профессиональных школ, учительской семинарии, обучение иностранным языкам, хозяйственное и экономическое образование, и в целом - создание национальной интеллигенции.

Эта программа в 20-е годы была осуществлена полностью. Во всех деревнях были созданы школы, в Ухте возобновила работу учительская семинария, названная педучилищем, стала работать сельскохозяйственная школа молодежи. Наиболее подготовленные юноши и девушки получили направления для дальнейшей учебы.

На съезде было внесено предложение приступить к разработке национального герба и флага.

П.54. Поступило телеграфное сообщение, что находящиеся на территории Карелии советские войска будут выведены в кратчайший срок.

П.57. По итогам голосования членами правительства избраны: В. Кеунас, X. Тихонов, Ф. Шиникиви, В. Ниемеля, Е. Симола. Кандидатами выбраны М. Агеев и В. Катаниеми.

В. Кеунас обратился к делегатам съезда с просьбой освободить его от обязанностей председателя правительства на время, необходимое для завершения дел по его нынешней работе в Финляндии. Съезд просьбу удовлетворил, поскольку такой вариант был обговорён ранее.

П.58. Комиссией предложена программа организации страхового дела.

П.59. Предложена очень серьезная программа строительства путей сообщения. Она осталась нереализованной до наших дней.

П.65. На съезд прибыли представители Ругозерской и Тунгудской волостей.

П.67. Принята программа по здравоохранения. В волостях предполагалось иметь фельдшерские пункты, в центре - больницу, оснащённую медицинским оборудованием. Предложена схема медицинского обслуживания отдельных деревень.

П.68. Комиссия по землепользованию предложила финансировать разработку новых земель и выплачивать за каждую квадратную сажень освоенных сверх двухсот кв. саженей, по одной марке. Предусматривалось финансирование и помощь специалистов по устройству полей, сельскохозяйственных земель, осушению болот и развитию животноводства. Эти мероприятия стали осуществляться в самом начале двадцатых годов.

П.87. Комиссия по выработке твердых цен на продовольствие предложила базовые цены на основные виды продуктов питания, производимые в своих хозяйствах. К примеру, цена на говядину предлагалась 2,5 марки за фунт, лосось свежий - 3,5, сиги - 2,5, масло - 11 марок, молоко - 2 марки за литр.

Подённая плата рабочего мужчина определялась 30 марок, женщины - 20 марок.

П.89. "Внесено внеочередное заявление о рассмотрении получаемого оклада содержания партизанам, защищающим Карелию от войск Северного правительства. Рассмотрев оклад получаемого партизанами содержания и выслушав доклад начальника партизан Е. Симола, пришли к заключению, что получаемый партизанами оклад содержания вполне удовлетворителен, в чем и постановили согласиться".

П.90. "Советские войска, оперирующие на территории Карелии, насильственно увезли все хранившееся на складах правительства обмундирование, оружие и снаряжение. Находя поступок их незаконным, съезд протестует против насилия и просит Российскую советскую власть вернуть насильственно увезенное имущество бедной Карелии, которое ею было приобретено для самозащиты от белогвардейских войск".

П.91. "Ввиду того, что семьи карел, погибших в войне с Германией, остались без всякой материальной поддержки со стороны Российского правительства и, входя в их безвыходное положение, постановили выдавать названным семьям норму бесплатно всем нетрудоспособным членам. Учёт их снабжения организовать на местах".

П.101. "Отпускаемое правительством для населения продовольствие постановили распределять между всеми примкнувшими волостями пропорционально".

П.103. "Предложенный расчёт месячного содержания временного правительства одобрили в следующем виде: членам правительства 1300 марок и представителям от волостей, назначенным в помощь правительству 1200 марок".

Согласно П.96 внесено предложение выработать форму карельского национального флага, герба и выбрать цвета национального флага. По обсуждении одобрили следующее:

Принят проект судебного устройства и поддержания общественного порядка. Постановили, что правительство утверждает судей - в каждой волости судья, окончивший юридический факультет и пять заседателей. Подчинить всю территорию Карелии одному высшему судебному органу, организовав во всей Карелии четыре отдельных участка. Организовать в волостях охрану общественного порядка и произвести обучение персонала.

П.123. "Для временного руководства при управлении постановили принять общегосударственный закон скандинавских стран, как более приемлемый в Карелии. Действие закона ввести с 1 апреля 1920 года. Если закон противоречит общему укладу жизни, руководствоваться логикой. Проступки, учиненные до 1 апреля 1920 года, подлежат суду народной совести".

В заключительный день съезда, 1 апреля 1920 года, прибывший на съезд представитель Финляндии Туомо Туйску "в своей речи высказал важность вынесенных на съезде представителей волостей постановлений по вопросам, касающимся самоопределения Карелии и тех идей, которые приняты карельским народом для достижения свободы и самоуправления".

П.137. "Журнал съезда прочитан и одобрен без изменений.

Карельское временное правительство делегировало на переговоры в Белоостров (Раяёки) своего представителя Симола для ведения с Советской и Финляндской сторонами переговоров о предоставлении автономии Северной Карелии. Переговоры были успешными, и в Ухте 26 апреля 1920 получили телеграмму:

Василий Кеунас был делегирован на съезд от Ребольской волости, которая в то время не входила в состав территорий Карельского временного правительства. От Реболы были выбраны и другие делегаты, но по тем или иным причинам они не смогли в это неспокойное время приехать на съезд. Василий Кеунас, родом из Вокнаволока, был заметной политической фигурой в карельском движении. На этот момент он являлся руководителем семинара, организованного финской стороной в Реболах. Напомню, что к тому времени Реболы объявили себя отделившимися от России и присоединились к Финляндии.

В эти годы Василий Кеунас являлся как бы связующим звеном между Финляндией и КВП. Он обеспечивал доставку продовольствия в Карелию и в значительной мере представлял интересы Карелии в Финляндии.

Из Реболы он выехал 15 марта, чтобы успеть к началу съезда 21 марта. Шёл на лыжах, ехал на санях и на всем пути с тревогой прислушивался к возникающей кое-где стрельбе. По пути узнал тревожную новость: все финны, находившиеся на службе во временном исполнительном комитете, поспешно выехали в Финляндию, и на этот момент, возможно, находятся в пути в Вокнаволок.

К тому времени была налажена телефонная связь между Ухтой, Вокнаволоком и Раате в Финляндии. Из Вокнаволока Кеунас дозвонился до Финляндии и узнал, что делегированные на съезд представители от карел, проживающих в Финляндии, пока не решаются, и не без основания, приехать. В то же время из Ухты сообщили о прибытии отряда красных численностью 200 человек. Их командир Александров дал личные гарантии того, что он не будет вмешиваться в работу съезда и обеспечит полную безопасность всех делегатов.

Отсоединившись от Ухтинской линии, которую могли прослушивать большевики, Кеунас позвонил в Финляндию, откуда узнал какие вопросы внесены в программу съезда, как запланировано было проведение съезда и какие наиболее важные решения надо было принять. Ему посоветовали непременно быть на съезде, и он твердо решил ехать, поскольку был уроженец этого края и ничем кроме просвещения здесь не занимался. К тому же, рассудил он, какой резон большевикам ссориться с карелами, которые отбили все попытки белого Северного правительства захватить Карелию и наступать на Россию с севера.

На выезде из Вокнаволока ему сказали, что из Ухты на Вокнаволок вышел отряд красных численностью в 75 человек. Встретил он их только в Кормушниеми, совсем рядом с Ухтой. Командир отряда потребовал у него документы и довольно недружелюбно и долго вчитывался в них.

Потом без особых возражений вернул их. С берега Кеунас заметил, что красные, пройдя пролив, перерезали телефонную линию, и когда они отошли подальше, Кеунас снова соединил концы, хотя был уверен, что линия и дальше будет повреждена (предположение сбылось).

Съезд намечалось провести в здании учительской семинарии, где располагался временный исполнительный комитет. Но беда была в том, что все подготовленные к съезду документы, в том числе и вступительную речь, из опасений, увезли в Финляндию.

Большевики все эти дни вели свою агитацию всеми возможными средствами. Они собирали народ и разъясняли пользу организации Советов, объясняли свою идеологию.

Пришлось в тот же вечер вплотную заняться подготовкой к съезду. Автор воспоминаний подчеркивает, что он не ставит целью своего повествования повторять принятые съездом решения, об этом достаточно ясно говорится в протоколе съезда. Он хочет рассказать о царившей атмосфере и тех сопутствующих событиях, которые могли бы дополнить картину происходящего. Он пишет: "Едва ли Киприан, ныне покойный (иеромонах, ярый противник панфиннизма - П.Л.), мог предположить, что в этом доме соберутся представители карельского народа решать свои национальные вопросы. В свое время он поклялся, что в этих стенах не будет произнесено ни одного слова на карельском языке" ⁵⁷.

Мой отец, Антти Кеунас сфотографировал делегатов как в помещении, так и на улице. При этом находившимся рядом он сказал: «Многие борцы за права карельского народа мечтали о таком дне, и какую гордость будут испытывать наши потомки, разглядывая эти снимки»".

Оценивая увиденное, автор пишет, что у него возникли сомнения: на его взгляд карелы проявляли слишком сильные симпатии к большевикам, хотя, по его мнению, о финском отряде (который побывал здесь, и был выбит - П.Л.) у многих из местных жителей остались достаточно хорошие воспоминания, и жалел, что на большей части Карелии не поняли значения этой экспедиции, и что на этот счет люди были введены в заблуждение. К англичанам, пришедшим с Мурмана, в самом начале отнеслись довольно дружественно, хотя бы потому, что они обеспечивали продовольствием. Но были тому и другие причины. Карелы, перешедшие к ним на службу, верили в искренность заверений англичан в том, что они хотят свободы и права на самоуправление для Карелии. Но когда англичане попытались передать созданный ими Карельский легион под командование белого Северного правительства для борьбы с большевиками, наступило разочарование.

Далее Василий Кеунас продолжает. Большевики, придя в Карелию, объявили, что они борются за право малых народов на самоопределение, и это карелам пришлось по нраву. Были и такие, которые сомневались в искренности большевиков, но большинство предпочитало жить в хороших отношениях с большевиками, как это и принято по отношению к гостям в Карелии. В подтверждение этому, они отдали красным значительную часть захваченного у белых оружия, хотя находившимся у власти в Ухте разумнее было бы перевезти это оружие в Финляндию. Тут, видимо, сработали многократно повторяемые большевиками заверения, что Карелия сама вправе строить жизнь по своему усмотрению. И сейчас они заверили, что не тронут никого из делегатов, откуда бы они ни прибыли, они пришли проверить нет ли здесь войск буржуазной Финляндии.

Перед началом съезда были опасения, как бы делегаты не приняли позицию большевиков, важно было убедить их понять национальные интересы. И этот этап борьбы за национальные приоритеты был жарким. 27 пунктов протокола являются хорошим этому свидетельством.

За несколько дней до начала съезда большевики на собраниях старались разъяснять свою идеологию, и небезуспешно. На съезде им было предоставлено слово. Противодействуя их влиянию, председатель и я старались доказать делегатам как важно остаться независимыми от чужой воли. В итоге можно сказать, что дух защиты карельских интересов у делегатов проявился намного сильнее, нежели можно было ожидать. Были и такие, которые принимали сторону большевиков, но их удалось переубедить, и к концу съезда уже все делегаты были против большевиков.

Отдельно следует сказать, что командир красного отряда Александров был просвещённый человек и отнесся к нашему съезду с полным пониманием. В своей очень выразительной речи он заверил съезд, что не допустит никаких бесправных действий, и обещал всем делегатам полную неприкосновенность. Слово своё он сдержал.

Позднее были слухи, что он в Кеми жизнью поплатился за своё благородство. Особо хочу сказать, что он, присутствуя на съезде, через переводчика слушал все выступления, но ни разу не вмешался. Напротив, он очень положительно отозвался о хорошей организации и высоко оценил содержание выступлений.

В противовес этому были два агитатора, олонецкие карелы Сонников и Михайлов, которые готовы были вмешаться во что угодно. Они не знали языка и говорили на смеси карельского и русского ⁵⁸.

Вскоре выяснилось, что Сонников явился по подложному мандату. Оказалось, он силой завладел печатью Ухтинской земской управы, и, тем не менее, решено было дать ему слово. Но после этого вся его полуторачасовая речь в защиту Советов возымела обратное действие. Дальнейший ход событий отражен в протоколе съезда.

Переговоры представителей Карельского временного правительства в Москве о предоставлении Карелии независимости, как и следовало ожидать, не дали никакого результата ⁵⁹. Возражения Москвы были вполне объяснимы. Для принятия такого решения, как отделение от России, решение Съезда представителей северных волостей Карелии было недостаточным. Если вопрос вставал об отделении, то необходимо было всенародное обсуждение и референдум.

Но был еще один фактор, сыгравший роль в решении этого вопроса, о котором разговор пойдёт дальше.

Автор воспоминаний полагает, что самым правильным в данной ситуации было бы проголосовать за присоединение к Финляндии, но это было нереальным, тогда народ не воспринял бы такого решения. Был распущен слух, что тогда леса - богатство Карелии - отойдут финской буржуазии. Для мыслящего человека слух этот был явно нелепым, но он подействовал на сознание обывателя.

Далее автор воспоминаний пишет, что "на такое решение съезда повлияло и то, что некоторые делегаты говорили, будто государственное устройство Финляндии устарело и брать его за образец не следует. Конечно же, это были ошибочные суждения и говорившие в итоге осознали это. В целом же были высказаны слова благодарности Финляндии за её участие и помощь Карелии".

Большевики утверждали, что съезд принял такое решение под давлением Финляндии, но как уже говорилось, все финны, члены исполнительного комитета перед началом съезда уехали в Финляндию. Единственным представителем Финляндии, - пишет автор, - можно было считать меня, но я, как делегат от присоединившейся к Финляндии волости, не участвовал в голосовании.

Временный исполнительный комитет был избран осенью 1919 года, и его работа до самого съезда была направлена на выработку устройства жизни в Карелии. С этой целью начали готовить съезд представителей. Выборы были прямые, тайные, и в выборах имели право участвовать все достигшие 18 лет. Выбирали самых достойных и пользующихся доверием народа. И надо сказать, что все делегаты, за очень небольшим исключением, проявили себя деловыми и грамотно мыслящими людьми. Все решения съезда были разработаны в расчете на благополучное разрешение самых насущных проблем как на сегодня, так и на будущее.

При их выработке избегали устаревших к тому времени и проявивших себя менее полезными для народа положений и традиций, но в то же время не прибегали к крайностям, что могло быть не менее губительным. Вызывает восхищение, как люди, в большинстве своем не имеющие достаточного образования, по-государственному решали вопросы государственного становления, опираясь на свой жизненный опыт и реальные возможности в расчете на те силы, которые будут разбужены духом свободы и демократии. Они по-государственному решили вопросы использования лесных ресурсов, развития сельского хозяйствам перспективой на дальнейшее развитие нации поставили вопросы просвещения, правоохранительной и судебной системы, развития путей сообщения, связи и здравоохранения. Справедливо и гуманно были решены вопросы свободы совести и вероисповедания. Вопрос о гражданстве был поставлен наилучшим образом, по сравнению с решением его на современном уровне в развитых демократических странах.

Одним из определяющих дальнейший уровень жизни был вопрос торговли. Делегаты не захотели отдать его на единоличное решение и разрешили только кооперативную торговлю и установили рекомендуемые цены на товары повседневного спроса, а также тарифы оплаты труда.

Каждый делегат помнил, что он представляет избравших его людей. Все были равны, и не было различий ни по имущественному, ни по классовому различию. Такового ярко выраженного различия в Карелии никогда не было. Возможно для других стран в таких решениях и не было какой-либо новизны, но для Карелии в той обстановке они были жизненно важными, жизнеутверждающими ⁶⁰.

Дом этот был построен в самом начале XX века, и в нем размещалась учительская семинария. Иногда она упоминается как двухклассная или трехклассная ⁶¹. В журнале "Карьялан Хеймо" ⁶² № 5-6 1993 года Нийло Марттинен вспоминает годы своей учебы в 1915-1918 гг. в этой семинарии. Директором её был Николай Смирнов и учительницей Мария Смирнова. В 1918 году здесь продолжила работу семинария с преподаванием на родном языке, и её руководителем был Туомо Туйску (Он же выступал представителем Финляндии в Ухтинской республике).

В годы советской власти здесь был педагогический техникум, рядом была школа сельскохозяйственной молодежи. Это было учебное заведение, которое готовило кадры для грамотного ведения сельского хозяйства в деревнях. Рядом был обустроен стадион, первый и последний в Ухте. В конце двадцатых, когда очень остро стояли вопросы хозяйственного развития, в центре Ухты на субботниках был построен просторный стадион, на котором после освобождения из финской тюрьмы выступал перед ухтинцами весь полный революционного вдохновения Тойво Антикайнен. В начале восьмидесятых посчитали наличие этого исторического стадиона ненужным и застроили его, а также разобрали памятный для ухтинцев дом.

В годы войны в этом доме размещались военные, и после войны в двухстах метрах от него на север ещё сохранились следы стоянки лёгких танков или гусеничных тягачей. Рядом с домом, над рекой, было расположено старое кладбище, о котором теперь уже мало кто помнит. В уютной пойме речной излучины, окружённой со всех сторон обрывами, был небольшой залив и очень к месту выкопанный искусственный пруд. Тогда мы не подозревали об этом, но из воспоминаний я вычитал, что изначально он был предназначен для разведения рыбы. Это предположение подтверждается и тем, что в начале века в приграничной полосе, наиболее удаленной от многолюдных селений, были хутора, хозяева которых использовали маленькие проточные озёра для разведения форели. В конце пятидесятых в один из таких водоёмов, расположенных на месте исчезнувшего хутора в закрытой погранзоне, пограничники на удачу поставили сети. Выбрали сети, что называется, перекрученными верёвкой. Десяток крупных форелин замотали её в жгут. Естественно, о такой находке не торопились сообщать никому, а впоследствии стали искать новые места. Удалось и мне побывать на такой рыбалке, и я убедился, что это именно так.

В тридцатые годы, а особенно в первые послевоенные, такие райские уголки были разрушены, потому что при участии финской пропаганды на отдалённые карельские деревни стали смотреть как на потенциальные базы для шпионов.

После войны в этом доме располагался детский дом, и жили в нём в большинстве своём осиротевшие в годы войны дети из окрестных деревень. Языком общения в детдоме был карельский, и по произношению можно было угадать из каких деревень здешние воспитанники. Здание, если сравнить со снимками 1920 года, было несколько перестроено. Была убрана южная пристройка к залу и перемещена на противоположную сторону. Таким образом, южная сторона зала была открыта своими просторными окнами солнцу, каким я и помню этот дом. С западной стороны зала была построена сцена.

В доме с самого начала его обживания жили также и учителя семинарии, потом располагался интернат, потом Карельское временное правительство. После войны часть комнат занимали воспитательницы нашего детского дома, и как это и принято, на чердак сносили все устаревшие вещи, бумаги и какой-то непригодный, но ещё памятный хлам. Мы, мальчишки послевоенных лет, активно ходили в финские и русские обороны "трофейничать", или ещё говорили - "на шнырялку". Однажды мы услышали, что во время войны на чердаке нашего дома был задержан вражеский, то ли радист, то ли наводчик, и это побудило нас осмотреть это место. Никаких вражеских следов мы, конечно, не обнаружили, и по сравнению с обороной здесь ничего примечательного и быть не могло. Старые остроносые туфли, какие мы видели в фильмах о "буржуях", да разбитые чемоданы с пачками писем и разными бумагами. Почти все они были на финском. Мы мельком глянули на эти бумаги, но помню - внимание ненадолго остановилось на письмах, принадлежащих нашей воспитательнице Марии Федоровне Корккоевой, участнице войны и спортсменке Карельского фронта. Помню письмо-объяснение на русском языке какого-то её поклонника, командира: "Во фронтовой газете увидел твою фотографию, ты такая весёлая и счастливая своей победой на соревнованиях, стоишь с подружками, самая красивая, и я пожалел, почему я так далеко от тебя..." Меня тогда удивило, неужели ей были безразличны такие признания, и почему она выбросила их в потрепанном чемодане на чердак. Потом мой приятель Эйно Матвеев, любитель ковыряться и выискивать тайники в землянках, откопал в углу несколько пакетов в картонных расползающихся папках. Бумаги были с датами, столбиками цифр и фамилий, пометками на полях, очень похожие на те бумаги, которые мы видели у нашего завхоза. Звали завхоза, кажется, Дорофей, а может и нет. Это мы его между собой звали Трофей. Мы из лесу, из обороны, приносили множество ненужных нам вещей (нужными были только гранаты, патроны и оружие): безмены, котелки, ножовки, молотки, клещи, топоры и относили всё это завхозу. Он с серьёзным видом рассматривал их и говорил: "Это трофей, надо сдать государству". И вот я с чердака спустился с этими бумагами прямо в кладовую к завхозу и протянул ему папку. "Что это?" - спросил он, потом всмотрелся, весь подобрался, пристально глянул на меня и спросил: "Где нашёл?" Он быстро собрал листы, замотал их в оберточную бумагу и пошёл к двери. Я в ожидании одобрения спросил: "Это трофей?" "Да, это трофей и надо сдать государству", - серьёзнее чем обычно сказал он и вышел, даже забыв запереть дверь. Обернулся: "Где ты взял эти бумаги?" "Наверху, на чердаке, там ещё есть, принести?" - спросил я.

- Не надо! - строго сказал он, - и вообще на чердаке вам нечего делать. На чердачные двери тут же повесили замки.

В 1978 или 1979 году верхние этажи дома неожиданно разобрали. Чем это было вызвано? Скорее всего, нежеланием дальше содержать дом. Тимофей Федорович Леттиев, мой учитель, с горечью рассказывал, что верхние венцы были янтарно-жёлтые, совершенно не тронутые гнилью. Дому стоять бы и стоять ещё не менее полувека. Говорил он это со слезами на глазах.

Матвей Исакович Пирхонен сокрушённо качал головой:

- Это же наша история.

Дом был виден с любой части Ухты, он возвышался над селом как собор, и в душах старожилов занимал то же место.

Часть стен дома пошла на сооружение картофелехранилища для совхоза, вскоре так же ставшего ненужным.

"Финляндия великой - Карелия свободной". Под таким названием в Финляндии вышла книга ученого Ёуко Вахтола⁶³. Это одно из последних исследований на эту очень неудобную тему. Этот лозунг, страстно выплеснутый писателем Илмари Кианто, на долгие три войны приобрел зловещий оттенок. Илмари Кианто был одним из горячих сподвижников идеи независимости Карелии, истинным другом карел, и вместе с купцами Пааво Ахава, Ийво Каукониеми, Тимо Маннером и другими принял участие в реализации этого вопроса.

Маннергейм своим приказом от 23 февраля 1918 призвал к захвату Восточной Карелии, мотивируя эту агрессию якобы просьбой самих карел освободить их. Этот мотив надо было подкрепить, да так, чтобы его услышали в мире и поверили в него. На совещаниях в Вааса и Миккели присутствовали активисты и идеологи идеи независимости: Илмари Кианто, депутат Хейккинен, некоторые члены Карельского просветительского общества. 20-23 апреля 1918 Маннергейм и Сенат обсуждали, как осуществить захват Карелии. В главном штабе Маннергейма был разработан план, но отставка Маннергейма и противодействие немцев на некоторое время приостановили его. Финские политики, в частности, Свинхувуд и Паасикиви, приняли этот план, и было создано военное формирование "Финская добровольческая армия". Военный министр Теслеф всё же не поддержал это начинание, и поход на Восточную Карелию временно отложили.

Эско Риекки начал активно разворачивать разведывательную деятельность, и к этой работе примкнул Пааво Ахава-младший, сын известного в Карелии политического деятеля Пааво Ахава и брат красного командира Карельского легиона Ийво Ахава. На своё разведзадание в глубокий тыл Ахава-младший выехал со своим отцом. Пааво Ахава-старший непосредственно в штабе Маннергейма получил задание морально подготовить карел к вооружённому выступлению. Ему поручено было собрать сведения о состоянии зимних дорог, возможности расквартирования войск, продовольственной базе, перемещениях и расположении красных, а также рассказать карелам о победном завершении освободительной войны в Финляндии. (Так называли в Финляндии гражданскую войну). Также надо было подготовить местное население к радушному приему отряда капитана Мальма.

Маршрут их пролегал через Кимасозеро⁶⁴, Суванто, Тихтозеро, Хирвисалми и Малвиайнен на Ухту. Во всех этих населенных пунктах предполагалось агитировать население присоединиться к Финляндии. В Ухте должна была состояться встреча с активистами Карельского просветительского общества Алекси Митро, Тимо Маннером, Ристо Сиркейненом и другими, которые также готовили общественное мнение к дружественному приему военной экспедиции Мальма.

Но карелы были настроены иначе. Они стояли на позициях, которые были приняты Ухтинским собранием 27 января 1918 года и собранием северных волостей в Оланге 14-15 марта 1918, которые были за самоопределение. По мнению Пааво Ахава в этом своём решении карелы как бы "уснули" и не хотели более решительных действий.

Несмотря на то, что собрание в Ухте проходило при непосредственном участии и воздействии авторитетных лиц, выходцев из Восточной Карелии, на то время проживающих в Финляндии, карелы отказались принять резолюцию о присоединении к Финляндии. Это известие очень огорчило Юрьё Кемппайнена, председателя "Исполнительного комитета по делам Беломорской Карелии", расположенного в Оулу, и эту малообнадёживающую весть он 21 марта вынужден был сообщить в главный штаб. Из Ухты сообщали, что "как видим, Ухтинское собрание не проявило бурного желания присоединиться у Финляндии".

и что он был против политической линии "белой Финляндии" по отношению к Восточной Карелии.

Ахава и Сиркейнен попытались организовать собрание в Чупе, но это им не позволили сделать, и в итоге Ахава-отец был доставлен к сыну, красному командиру Ийво.

Их видели вместе примерно 22 апреля 1918 года, они ехали на санях из Ковдозера в Княжую.

Отец пытался уговорить сына вернуться на сторону отца, но безуспешно. Рассказывают, что отец в деревне Кананен встал перед сыном и сказал: "Ну, стреляй!" Ийво заплакал, и оба они бросились в объятия друг к другу. Ийво помог отцу вернуться в Финляндию через Петрозаводск и Суоярви в мае 1918 года.

Та же упомянутая выше историческая хроника пишет, что в том же марте 1918 года в Ухте снова (!) состоялось собрание представителей, которое постановило присоединиться к Финляндии, создать шюцкор для защиты "свободы и жизни населения" и пригласить капитана Мальма возглавить его. Далее в этой хронике автор пишет, что во всех волостях, почти в один и тот же день состоялись собрания, вынесшие такое же решение. Также написано о том, что в Вокнаволоке уже создали отряд шюцкора.

После настойчивой попытки навязать карелам принятие решения о присоединении к Финляндии, в Ухте решили укрепить партизанские отряды. Всем стало понятно, что такая активность была прелюдией к военному вторжению.

Я до боли понимаю отца и обоих сыновей семьи Ахава. Я вырос на том же пятачке земли, несколько лет прожил в маленькой комнатке их родного дома, провел детство среди тех же полей и на той же лесной опушке, обошел окрестные боры и низины, где на перёлете отдыхают журавли. Они в детстве тоже ходили по этим местам и помнили их потом всю свою жизнь. Журавли стоянок не меняют.

Я пил воду из того же колодца и ходил на гулянку в село той же тропой. Эта звонкая от пения жаворонков окраина села была родиной и для них, и для меня. Разве всё перескажешь.

Всё это было дорого для меня и для них, как теперь, так и сто лет назад. С горечью думаю как бездушно посягнули на наши святыни те, чужие, для кого, видимо, не было ничего святого.

Упомянутая хроника появилась в 1944 году, как раз в те дни, когда в кремлевских верхах решалась судьба карел и финнов: оставить их жить на родной земле или выселить. Эта хроника, где угодливо желаемое было выдано за действительное, легла на столы карающих органов как обвинение против карел и финнов.

В заключении по обвинению карельского движения приведены показания Харитона Пелтониеми. Он один из немногих членов правительства остался в Карелии и был арестован. В архиве сохранилось его покаянное письмо, написанное им и приобщённое к делу на допросах 16 и 29 марта 1921 года. Насколько оно искренне, можно только догадываться. Судьбу самого Пелтониеми это покаяние не облегчило. 12 мая 1921 года "Харитон Пелтониеми из Понгалакши осуждён к пяти годам принудительных работ при концлагере. Уполномоченный Ф. Кошкин".

Потом, как мы знаем из истории ГУЛАГа, срок могли продлить, если заключённый к моменту отсидки оставался ещё жив. Дальнейшая судьба Пелтониеми неизвестна. Заключение по делу об Ухтинском восстании написано крайне безграмотно во всех отношениях, как будто со слов пьяного.

Но есть в его показаниях один момент, заставляющий задуматься. Из рассказов людей, помнивших те события или слышавших их в пересказе, оставалось такое впечатление будто действия этого правительства диктовались из Финляндии, а по словам Матти Пирхонена в них просматривался некий налет бутафорства. Но о принятой программе говорили все с уважением и приводили её как образец того, что можно достигнуть, дав народу право управлять хозяйством ⁶⁶.

Тогда никто не подозревал, что это временная уступка большевиков. В те годы расцвета народного энтузиазма и классовой борьбы, о которой постоянно говорили газеты, радио и национальные герои с трибун, впечатление от убежавшего Ухтинского правительства полиняло. О нём забыли, потому что о нём было опасно вспоминать. И вот показания Пелтониеми:

Как финны, так и большевики, шли в Карелию со своей идеологией напролом. Финское правительство старалось привлечь карел на свою сторону, уверяя, что причиной всех их бедствий являются русские. Это было гвоздём финской идеологии, отдушиной для выброса накопившегося зла, и там полагали, что под этим лозунгом их соплеменников, карел, можно обратить против русских, и что весь большевизм имеет русское лицо. Но русские и карелы были единоверцы, православные, и русские обычаи вошли в карельский быт, равно как и карельские обычаи пришлись ко двору в русских поселениях на территории Карелии. В Беломорской Карелии в то время чуть меньше половины были русские, но в народе не было принято делиться по национальности. Все понимали друг друга, дружили деревнями и семьями, часто имели общие орудия лова, карелы или русские без каких бы то ни было национальных сомнений роднились семьями ⁶⁷. Тот, кого финны выдавали карелам за врага - русский - был часто тут же, под одной крышей с карелом. Поэтому идеология русофобии в Карелии не нашла почвы. Она просто заставила карел лишний раз задуматься: а кто к нам пришёл?

Большевики шли со своей неувядаемой идеей мировой революции и быстро поделили карел на контрреволюционеров, кулаков и, следовательно, врагов народа. Ни тех, ни других и ни третьих даже при самом пристальном рассмотрении под микроскопом классовой марксистской политики обнаружить здесь было нельзя. И, тем не менее, и финны из-за рубежа и большевики рвались сюда, не спросясь, "защитить" карельский трудовой народ, сделать им счастливую жизнь. Но жить счастливо они, эти карелы, могли только без вмешательства извне, без ломки их устоев.

После поражения революции в Финляндии Эдвард Гюллинг вместе с Оскаром Токоем и Юрьё Сирола разработали план перемещения красных финнов в Карелию и создания там Карельской автономии. Поначалу решили двинуть отряды красных финнов через Швецию и Норвегию на Мурман, в тыл к белым и, согласовав действия с Красной Армией, нанести неожиданный удар, а потом организовать там коммуну. В середине января 1920 года начали готовить этот поход под руководством Юсси Райло, но Райло покончил жизнь самоубийством, по крайней мере появилась такая версия его смерти, и вместо него был избран Эдвард Гюллинг. К этому времени ситуация изменилась, войска Антанты ушли, красные взяли Мурманск. Тогда возник план автономной Карелии как форпоста мировой революции на Севере. В апреле 1920 года, о чём уже упоминалось, состоялись переговоры в Раяёки. Наркоминдел Чичерин был неправильно информирован о ситуации в Северной Карелии, он считал, что политическая обстановка здесь неподконтрольна. По сводкам НКВД Ухтинское правительство было склонно к переходу на Финскую сторону, хотя именно в это время обстановка могла стабилизироваться, тогда были самые благоприятные условия для установления мира и отсечения всяческих политических и территориальных претензий со стороны Финляндии, если бы не провокационные действия Кемского Совета ⁶⁸. Но, дезориентированные ложной информацией и стараясь не обострять отношения с Финляндией и добиться мира на Севере, Советы решили пойти на уступки.

Эдвард Гюллинг по тому времени был на редкость подготовленным руководителем, и для создания Карельской Трудовой Коммуны (КТК) и Карельской автономии более подходящего организатора в той политической ситуации трудно было найти.

Он родился в Финляндии в 1881 году, учёный, доктор, в 1917-1918 годах председатель исполнительного комитета социал-демократической партии Финляндии, депутат от рабочих, в 1918 г. начальник штаба рабочей Красной гвардии, с 1918 по 1920 год в Швеции вёл работу по организации отрядов Красной гвардии. В 1920 году 15 мая приехал в Россию и был приглашён к Ленину, где он рассказал о планах создания Карельской автономии. Ленин высоко оценил эту идею, 27 мая она нашла одобрение на Политбюро, и Ленин с хорошей рекомендацией направил Гюллинга в Петрозаводск, где без промедления была создана Карельская Трудовая Коммуна.

Сложность была в том, что Карелия делилась на две губернии. Север относился к Архангельской губернии, а юг Карелии - к Олонецкой. Гюллинг в Карелии встретил сопротивление властей как Олонецкой, так и Архангельской губерний. На месте стало понятным, что Кемский Совет надо распустить, что и было сделано. К тому же создание КТК курировал НКИД, у которого была задача создать автономию до начала переговоров в Раяёки, 1 - 3 марта 1920 года автономия была создана ⁶⁹. Возглавил её Эдвард Гюллинг, человек не приверженный ни к какой местнической линии, одержимый идеей революции и получивший благословение Ленина. Естественно, за такой короткий срок и на фоне местнической борьбы Гюллинг не смог вникнуть в суть Ухтинской республики. Подобных идей и начинаний тогда появлялось много, и с подачи органов, особых отделов, которые, судя по документам, очень поверхностно и предвзято ориентировались в обстановке, могло родиться представление об Ухтинской республике как буржуазной авантюре, возникшей под руководством финской буржуазии и военщины, против которых боролся и намерен был впредь бороться Эдвард Гюллинг.

В ходе переговоров Ухтинская автономия внутри Карельской автономии выглядела бы непонятной. Был ли Гюллинг извещён о том, что красные собираются разогнать Ухтинское правительство - не знаю. Уверен в одном - он не принял бы таких мер ⁷⁰. Командиру отряда красных Александрову, пришедшему в Ухту накануне съезда, была поставлена задача проследить, нет ли здесь белофинских отрядов. Это гласно высказанная им задача. Но из всех дальнейших действий вытекает, что самой главной задачей было не допустить голосования за присоединение Карелии к Финляндии. Этого не произошло, поскольку сама эта идея была неприемлема для карел. И поскольку эта главная задача была выполнена, Александров с чистой совестью отвёл свой отряд из Ухты ⁷¹. Но тут стала вторая задача: никакой локальной автономии в автономной Карелии. Гюллинг направил в Ухтинский район своего проверенного товарища Венна Форстена, который с пониманием отнёсся к программе становления края. За границу ушли идеологи самоопределения Севера Карелии, но непосредственные исполнители программы хозяйственных преобразований - рабочий народ - остались на месте. К тому же в Ухтинский район стали прибывать красные финны, из числа тех, кто по предположению Гюллинга должны были стать основой рабочей коммуны на Севере. Это был очень сильный и энергичный контингент.

В те годы, когда ещё тормозящий бюрократический аппарат не вошёл в полную силу, Форстену удалось сделать очень многое.

В чём была созидательная сила политики Гюллинга и привлекательность его личности? Он был романтик революции, прошедший очень хорошую школу хозяйственной деятельности и политической борьбы. Он не был сторонником буйства и разрушений, ему чужды были диктаторские замашки, свойственные руководителям тех лет. Он реально видел конечную цель, и не шёл наугад, ведомый революционным инстинктом. Он опирался на народ, советовался с людьми. Таким его запоминали ухтинцы.

В "Письме к Эдварду Гюллингу", написанном в июле 1991 года, Яакко Ругоев обращается к нему уже через годы со словами большой благодарности за то, что он сделал для Карелии. Он был романтиком и его идеи казались утопией, но в случае с Ухтинской программой был, пожалуй, единственный случай, когда революционная утопия была готова осуществиться ⁷².

Интерес к Северной Карелии как колыбели национальной культуры и хранительнице древних народных традиций возник даже несколько раньше, чем просвещенный мир познакомился с "Калевалой". Она стала местом паломничества исследователей, литераторов, художников. Здесь жил народ "полностью свободный от всего чуждого". В силу отдалённости от центров цивилизации здесь не успели развиться пороки современного общества: низкопоклонство, взяточничество, воровство, грабежи, насилие. Здесь царили покой и дух прежней, почти забытой старины. Это был период романтического карелианизма⁷³, разбудивший творческую мысль и давший вдохновение очень многим писателям, художникам, композиторам. Отсюда Финляндия получила образы и язык высокой поэзии, и сама мысль идти в этот край с войной для мало-мальски просвещённого финна казалась чудовищной. В порыве признательности и сострадания к народу Карелии финский писатель Илмари Кианто на самом многолюдном народном празднике в Ухте в июле 1918 года торжественно изрёк: "Карелия - свободной, Финляндия - великой!" Это его изречение, неожиданно для автора, стало лозунгом трёх последующих войн. Опять же замечу: позднее Илмари Кианто, ещё не раз использованный финскими властями в качестве вывески карелолюбия, был заподозрен в шпионаже в пользу русских и посажен в тюрьму. Правда, он избежал участи Ильи Сонникова.

6 декабря 1917 года по ленинскому декрету о праве наций на самоопределение Финляндия объявила свою независимость и, следовательно, её граница с Карелией стала государственной. В то время Россия находилась в состоянии войны с Германией, и в Финляндии находилось 50 тысяч русских военных и русский флот. Здесь они находились для защиты территории России от вторжения немцев, поскольку территория Финляндии входила в состав Российской империи. Естественно, Финляндия воспринимала русских как чужую армию.

После того как в России произошла революция, русские солдаты больше всего ждали заключения мира с Германией и возвращения домой. Войска не вмешивались во внутренние дела Финляндии и с уважением отнеслись к признанию её независимой. Находиться на чужой территории меньше всего хочется солдату. Но для Маннергейма русские составляли потенциальную угрозу, и к тому же ему хотелось заполучить всё вооружение, имеющееся у русской армии. Русский флот, по воспоминаниям адмирала Панцержанского, предвидя такой ход событий и не желая ввязываться во внутренние дела страны, снялся и ушел в Петроград, где для нового правительства он оказался очень кстати.

Маннергейм в ночь на 28 января организовал вероломное нападение на русские казармы во всех гарнизонах. Русские явно не ожидали такого, поскольку не считали финнов своим противником. Для командования нахождение русского офицера Маннергейма во главе финляндских войск являлось усыпляющим бдительность фактором.

Не везде это обошлось бескровно и с одинаковым успехом.

После этого события Маннергейм обратился к "доблестным русским солдатам" с просьбой сохранять нейтралитет. Он гарантировал им возвращение в Россию и обещал на границе вернуть оружие. Он говорил, что "это не война с Россией". Маннергейм надеялся с помощью немцев подавить рабочее движение в самой Финляндии и потом с их же помощью захватить Карелию. На самом же деле это была война с переходом на сторону противника, значит - война с Россией. Судьба многих тысяч русских солдат оказалась печальной. Их, обезоруженных, расстреляли.

В феврале 1918 года Маннергейм отдал приказ о подготовке к захвату Восточной Карелии и поклялся, что он не вложит меч в ножны, пока не освободит родственный карельский народ. 8 марта штаб Маннергейма разработал план удара из Куусамо на Кандалакшу, из Кухмо на Ругозеро и из Сортавалы на Петрозаводск. Мотивировал он это тем, что без захвата Карелии Финляндия не сможет сохранить свои границы.

В этой военной операции Финляндия на всех направлениях потерпела поражение. В штабе Маннергейма стали разрабатывать новый план нападения, но отставка Маннергейма в мае 1918 года поколебала решимость военных. Да и Сенат был в большом замешательстве от агрессивности и истинно русского честолюбия своего военачальника.

Финляндия вела все эти военные действия не совсем по своей воле, и стратегически их исход был безнадёжный. Но под давлением Германии она никак не хотела заключать мирный договор, требовала присоединения к себе Кольского полуострова, части Карелии до реки Свирь и т. д. 29 сентября 1919 г. в Тарту (Юрьеве) на мирных переговорах правительства Эстонии, Латвии и Литвы высказались за прекращение военных действий, но правительство Финляндии - нет. Французское правительство заявило, что "Франция решительно против соглашения финнов с большевиками, и что если соглашение состоится, она изменит своё до сих пор благожелательное отношение к Финляндии".

Карелия стала плацдармом разрешения захватнических планов Финляндии, поддерживаемой США, Германией, Англией и Францией. Запреты на поставку продовольствия для Северной Карелии со стороны Кемского Совета⁷⁴ и Северного правительства последовали вслед за заявлением Президента США Вильсона в январе 1919 года: "Большевизм не может быть остановлен силой, но он может быть остановлен продовольствием". Его мысль продолжает Гувер: "Вся проблема борьбы против Советской России сосредотачивается вокруг поставки всё большего и большего количества продовольствия прилегающим к ней странам". В Финляндию было доставлено большое количество оружия, семь транспортов с продовольствием и для захвата Петрограда были доставлены танки из Англии и Франции. Но на Петроград Маннергейм не пошел. В случае успеха белых он хотел заручиться гарантией, что белое правительство признает независимость Финляндии, но белые генералы не согласились, да и финское правительство побаивалось такой авантюры. Белые же опасались, что финны проявят вандализм, как это было в Выборге⁷⁵. Поэтому внимание было сконцентрировано на Карелии. Маннергейм старался заверить союзников по агрессии в своей лояльности. За ввезённое из США продовольствие Финляндия должна была уплатить 16 миллионов долларов. Кроме того, она получила заём в 10 миллионов долларов, из которого оплачивалась покупка американских товаров.

В интервью газете "Таймс" Маннергейм заверил, что "сознательно стремится к развязыванию военных действий между Финляндией и Россией с целью освобождения Карелии...", а 4 апреля 1919 года в речи при открытии сената Маннергейм призывал к захвату Советской Карелии. Представитель Колчака в Англии откровенно писал в начале июня 1919 года: "финляндские власти считают, что столкновение с большевиками неминуемо... Для общественного мнения нужна искусственная причина для начала военных действий. Ее пытаются создать провокацией, но пока безуспешно".

Член американской делегации на парижской конференции Бликс сообщал в конфиденциальном письме государственному секретарю США Лансингу в апреле 1919 года: "Вооружение, которое мы привезли в Европу... мы собираемся распродать новым нациям... Мы продаём в кредит, размер которого зависит от того, с каким успехом покупатели будут убивать... своих соседей. Стоимость наших ценных бумаг будет зависеть от того, насколько они будут запятнаны кровью..."

Финляндию подталкивают на войну. Английская газета "Таймс" призывает Финляндию не считаться с потерями ради идеалов союзников. "Эти жертвы доставили бы ей в глазах всех уважение, которого у неё ещё нет".

Бездарно проваливаются все попытки навязать военные действия на Севере Карелии, и 14 октября 1920 года заключается Тартуский мирный договор. 31 декабря 1920 года он вступает в силу. Но этот мир не означает конца войны. Рано вкладывать меч в ножны, ведь Карелию ещё не "освободили".

Почему Финляндия, получив независимость от Советской России, этой же зимой опрометчиво бросилась воевать против России на её территории в Карелии? Воевать, когда в своей стране идут рабочие волнения? Ввязываться в войну с непросчитанными возможностями, заведомо проигрышную?

Этот вопрос можно было бы оставить в стороне, о нём достаточно уже написано, но эта война своими последствиями самым жестоким образом сказалась на судьбах Беломорской Карелии и своим остриём была направлена против неё.

Правительство Финляндии тогда было ещё растеряно, оно искало путей становления государства, и в это время появляется русский генерал, швед по национальности, ожесточённый отставкой, злой на большевиков, увидевший на пути из Одессы в Петербург и Хельсинки жестокости большевистской революции, основательно отравленный российским самодурством, от природы крайне честолюбивый и волевой, посвятивший всю свою жизнь военной карьере. Он ещё в юности был отчислен из кадетской школы в Финляндии, после чего продолжил свою учебу в Петербурге и поклялся не возвращаться в нелюбимую им Финляндию. Шведская спесь всегда была одним из самых крепких сорняков на ревностно ухоженном финляндском поле. Он не любил Финляндию, хотя с пафосом, усвоенным на службе при царском дворе, убеждал легко поддающихся лести финских землевладельцев и буржуа в любви к ним. Депутаты сейма были неприятно удивлены, когда он выступил перед ними с обращением. Оказалось, что он плохо знает финский.

С помощью немцев он жестоко расправился с рабочей Красной гвардией, посадив в тюрьмы десятки тысяч, и более двадцати тысяч ушло от преследования в Карелию и Петроград. Он ввязал Финляндию в войну и бездарно проиграл во всех походах.

Во время гражданской войны "в боях погибло 7000 человек (примерно поровну с обеих сторон), ещё порядка 18 тысяч было расстреляно победителями, до 90 тысяч человек оказались в концлагерях (из них около 12 тысяч позднее умерли от голода и болезней)... Общие потери Финляндии в этой войне по современным финским данным составляют порядка 37 000 человек" (История Российской границы. Зимняя война 1939-1940. Москва, 2006. С. 287 ⁷⁶).

Им были недовольны и левые и правые. Но было немало его сторонников, стремившихся получить для Финляндии жизненное пространство вплоть до Белого моря и Кольский полуостров. Трезвые политики расценили это как неумеренную авантюру.

Министр Эдвард Хьелт 25 апреля 1918 писал из Берлина Свинхувуду: "Этот обрусевший, жаждущий власти человек, которого правильнее было бы сослать куда-нибудь послом". А вот ещё: "Маннергейм не сделал для Финляндии ничего хорошего". "Война финского народа стала войной против России, явно против России". "Сильно опасаюсь, что он получил слишком много власти, а правительство - слишком мало". "Он слишком долго жил вне Финляндии, в основе своей явный противник Германии, обрусел, слишком пропитан духом России, той России, которая, была и которая ещё поднимется" (Stig Jägerskiöld. Mannerheim 1918. Helsinki, Otava, 1967).

Авантюризм Маннергейма подогревало сознание безнаказанности за все действия против России. В 1918 году он вероломно напал на русские казармы, захватил всё оружие, находившееся у русских и предназначенное для возможного отражения войск Германии в Первую мировую войну.

Тогда во всероссийском хаосе судьба захваченных в плен соотечественников не взволновала правительство. Шла жестокая борьба за власть, и никому не было дела, что на месте были расстреляны все большевистски настроенные солдаты, потом снова прошла фильтрация и самый скромный итог, который называют - это пять тысяч расстрелянных из 50-тысячного войска. Тогда же, несмотря на то, что в стране шла гражданская война, Маннергейм двинул свои отряды на Карелию.

В мае 1918 года у Маннергейма возникли большие разногласия с Сенатом. Видя, что все военные операции Маннергейма в Карелии терпят поражение, и, опасаясь, что Финляндия будет втянута в серьёзную войну с Россией, итог которой предсказать совсем не трудно, сенаторы решили ограничить власть Маннергейма в военных и государственных вопросах, а армию построить по немецкому образцу. Для этого предлагалось пригласить из Германии военных инструкторов и опытных офицеров. Маннергейм воспротивился этому и, описывая это время в своих воспоминаниях, он отмечает, что Финляндия фактически оказалась вассалом Германии, что, как это комментируют историки, было недалеко от истины. Маннергейм подал рапорт об отставке и уехал в Швецию. Но это была только временная отставка. Эта размолвка с Сенатом не поколебала его намерений о захвате Петрограда, а скорее усилила. 13 июня 1919 года, в самый канун первых президентских выборов в Финляндии, которые он очень серьёзно проиграл довольно умеренному политику Столбергу, Маннергейм торопил Англию с помощью и предупредил, что если он не добьётся успеха в военных действиях на Петроград, то он проиграет выборы. И даже после выборов, 1 января 1919 года⁷⁷, он ещё готов был идти на Петроград. Но не только потому, что правительство Колчака стояло на позициях неделимости России, на стороне которого выступил английский генерал Мейнард, командовавший союзническими войсками на Севере, удерживало Финляндию от участия в этой операции. У белых были и другие причины не пускать Маннергейма в Петроград.

Антирусские настроения были составной частью политики правящих кругов, и это очень сильно настораживало белое правительство.

Все разговоры о том, что Маннергейм не захотел идти на Петроград из якобы благородных побуждений как бывший царедворец и офицер лейб-гвардии Его Императорского Величества - это запоздалая попытка отмыть когда-то уроненные в грязь знамёна.

С именем Маннергейна связано разрушение романтического и просветительского карелианизма и перевод его в воинствующий. При этом разбуженное просветителями и деятелями культуры трепетное отношение финнов к своей этнической колыбели постарались спекулятивно использовать под флагом спасения родственного народа, якобы страдающего под игом России и большевизма. Как уже было сказано, писатель Илмари Кианто в июле 1918 года, выражая пламенную любовь к потомкам рунопевцев, выдал в жизнь лозунг "Карелия - свободной, Финляндия - великой". Имел он в виду не приращивание территории Финляндии за счёт Карелии, а единение народов на основе общей культуры.

Художник Аксели Галлен-Каллела, чьи картины, посвящённые "Калевале", стали ещё при его жизни классикой, стал адъютантом Маннергейма. (Случайно это или нет, но примерно в это же время Александр Блок увлёкся революцией и какое-то время служил в ЧК.) Сознательно приблизил к себе художника-карелианиста Маннергейм или нет, но он служил своеобразным символом уже попранного теми событиями романтизма, призванным стать ширмой происходящего разрушения.

Именно на этой патриотической волне Маннергейм пытался объединить усилия финнов и карел, вовлечь в крестовый поход для свержения большевизма.

Всё то, о чём поведали финнам в самом конце XIX века о Карелии писатели, художники и исследователи, порой создавало впечатление о карелах как о народе, находившемся в начальной стадии духовного врастания в ту жизнь, которой уже целый век жила Европа и вдогонку которой безоглядно, боясь показаться провинциальной, бросилась Финляндия, стесняясь невыветрившегося от его крючконосых сапог запаха смолы. С точки зрения человека, захваченного капиталистической гонкой, это можно понять.

Но дело в том, что северные карелы видели и осознавали, что шаг в тот мир пошатнувшейся нравственности сделать просто, обратно же вернуться оттуда невозможно. В своей полусказочной отстранённости от потерявшего природные ориентиры общества, они не торопились догонять их поезд, чтобы, уехав от своей спокойной станции, потом с тоской стремиться возвратиться к ней снова.

Это был не слабый, отставший от века народ, как думали многие. Свой жизненный уклад они отстояли в войнах, длившихся более двух столетий. Войны шли оттуда, из руоччи⁷⁸, через Финляндию, и теперь карелы очень настороженно воспринимали всё, что исходило оттуда. Вот и Маннергейм, тот же руоччи, грозился им вернуть то, чего они и не собирались никому отдавать - свободу.

Народ здесь не воспринял чуждые ему нравы, не хотел утрачивать самобытность и сложившиеся веками устои. Чтобы понять это, нужен взгляд изнутри. Сложившиеся в обществе меркантильные стереотипы мышления здесь не помогут.

Маннергейм, изображая заботливого отца нации, решил погладить аборигенов по головке и издал 23 февраля 1918 г. воодушевляющий приказ "Меч в ножны" в надежде воодушевить этих детей природы. Шведский историк Стиг Ягершельд в книге "Маннергейм 1918" пишет, что этому приказу, обращённому "ко всем карелам" с обещанием им и всему финскому народу свободы, впоследствии было отведено слишком уж большое значение в истории Финляндии.

"Этот документ нельзя воспринимать как реалистическую программу, таковым он и не был. Причиной его появления стали дошедшие до Маннергейма слухи о том, якобы Ленин буквально недавно обещал представителям финской народной делегации отдать им Беломорскую Карелию". Этот приказ появился как бы в противовес этому обещанию. А идеологической канвой приказа является попытка использовать романтические мотивы по отношению к родственному народу, живущему по ту сторону границы и сохранившему обычаи их предков.

Сам Маннергейм не без иронии объяснил на Западе, что приказ он отдал, чтобы подбодрить карел. В приказе этом, составленном со своим помощником Игнатиусом, просматриваются три выразительных момента.

Он составлен совершенно в стиле большевистских пропагандистских листовок⁷⁹, и в ответ им поносит большевистских бандитов и хулиганов, обвиняет Ленина в коварном нападении на Финляндию, будто не Маннергейм менее месяца назад вероломно напал на казармы, обезоружил, расстрелял большевистски настроенных солдат и при этом обратился со словами утешения "к доблестным русским солдатам", заявляя, что "это не война против России".

С истинно русской вельможной щедростью он обещает свободу Беломорской Карелии, но при непременном условии её покорности, и под протекторатом Финляндии, хотя сама Беломорская Карелия заявила о стремлении к самоуправлению без выхода из состава России ещё в 1905 году.

И тут же, в этом приказе, со шведской спесью он заявляет это "от имени финской крестьянской армии, честь командовать которой мне предоставлена, заявляю, что мы берем эту землю не как дар милости, она кровными связями принадлежит нам".

Да, на этой земле в течение столетий неправедно проливалась кровь шведов, задолго до Маннергейма пытавшихся захватить её.

Спустя 23 года Маннергейм снова отдал приказ "меч в ножны", и как результат, на сегодня в Финляндии символом трагизма минувшей войны является поломанный меч.

Много позже, в 70-е годы в беседе с Г.Н. Куприяновым, бывшим первым секретарём ЦК Компартии Карелии и членом Военного Совета Карельского фронта, мы коснулись этой темы, и он рассказал, что когда у Сталина обсуждали вопрос о выселении карел и финнов с исторических мест их обитания, то в вину им поставили "благосклонное" отношение Маннергейма к карелам. Финны Приладожья, ингерманландцы, уже раньше стали жертвой этой финской пропаганды у подозрительных и натасканных на поиск "врагов народа" чекистов. Была поставлена в вину карелам и финнам расовая политика Маннергейма в годы войны, когда он создал исключительно для русского населения на оккупированной территории Карелии концентрационные лагеря. Это была как бы привилегия для карел быть рабами более высокого сорта. Потом, после поражения немцев под Сталинградом, эти лагеря были переименованы в лагеря для перемещённых лиц. Идеологи войны в Финляндии планировали после захвата Карелии выселить всех нефинноязычных за границу Великой Финляндии и ввели по национальному признаку градацию обеспечения населения продовольствием, а также ограничений в свободе передвижения. Это был равный немецкому образец расизма, и эту игру зловеще подхватили наши советские недремлющие органы. В их глазах национальность "карел" стала наказанием от рождения, признаком несмываемой вины.

То же самое было и в Финляндии. Карела из Беломорской Карелии рассматривали как "недофинна". Даже прожив там десяток лет, карел оставался "рюсся".

В то время приказ-призыв Маннергейма не возымел действия, его даже не заметили среди обилия другого пропагандистского мусора.

В Финляндии, вернее, в пропагандистской составляющей её истории, событиям этих лет в Карелии было придано просто героическое значение, поскольку в 1939-41 гг. снова надо было придать войне очень благородное лицо. К примеру, историками было написано, что капитан, или майор⁸⁰, Мальм в Ухте собрал отряд местного шюцкора численностью в триста человек.

В районе, где с самого начала беспокойного времени было создано народное ополчение для борьбы с белыми и с финнами, с разного рода грабителями, такое просто невозможно. Невозможно собрать столько предателей. Даже если и были сторонники Мальма, то они предпочитали не злить народ, среди которого им предстояло жить. В исторической литературе Финляндии были опубликованы карты зон действия партизанских чуть ли не полков в 1921-22 годах в Карелии. Да откуда им взяться после таких опустошительных арестов? Это, во-первых. А во-вторых: каков был бы смысл их там иметь, если сама мысль о войне тогда была более чем нелепа. С кем, во имя чего, на какие средства, какой смысл воевать и оставлять семьи на расправу и уходить в бега?

Многие, гонимые страхом, и так уже ушли в Финляндию, и если и вербовали там людей в отряды, то удавалось привлечь только тех, которым некуда было деваться и которым всё равно, кто им платит. Безысходность толкает людей действовать не по уму, а по необходимости выжить. Север всегда отличался трезвым умом и бережливостью.

Юшкозёрская школа в начале XX века была одной из наиболее заметных на территории нынешнего Калевальского района. В конце каждого учебного года учителями школы составлялся отчёт, и если судить по характеру составленного отчёта, то можно сказать, что Юшкозёрская школа держалась на высоте благодаря заботливому отношению к своей работе учителя и своим подопечным. Школьные отчёты того времени - это очень интересный документ, который отражает не только состояние учебного процесса, но и социальную жизнь деревни.

Юшкозёрская школа, или Юшкозёрское сельское училище, открыто в 1859 году и является одним из первых в крае.

Почему короткий рассказ о школах я начал именно с Юшкозёрской школы? В 1954 году я мальчишкой работал во 2-й Ленинградской лесоустроительной экспедиции в Письмагубской партии. Штаб экспедиции находился в Юшкозере, и мне, как местному жителю, приходилось совершать поездки верхом на лошади или проходить пешком между лагерем и штабом. А это - 60 км. Во время каждого своего прихода из глухомани в село, я заходил в библиотеку, которой заведовала Алла Пийрайнен, вдова известного партизанского командира Урхо Антикайнена. Женщина острого ума, она интересовалась местной историей и рассказала мне несколько эпизодов, которые тогда уже были всеми забыты. Один из них, уже упомянутый ранее, о том, что карелы хотели в деревне организовать свою школу и отправили своего юношу на учебу в приграничную Финляндию с наставлениями, чтобы он вернулся учителем. Он вернулся, но деревне так и не дали открыть школу на свои средства, усмотрев в этом начинании угрозу панфиннизма. И не случайно, впоследствии, я так полагаю, здесь была открыта одна из первых школ в краю Калевалы.

Первоначально все предметы вёл русский священник, а в 1897 году был назначен учитель.

В 1908-1909 годах ближними к Юшкозеру были школы в Лукин-наволоке (4 версты), в деревне Сапповаара (20 верст), министерское училище в Суопассалми (12 верст), Панозеро (50 верст), Ухтинское (80 верст) и Мининское училища (80 верст).

Учебный год тогда начался 22 сентября 1908 года и закончился 4 мая 1909 года. Отучились ученики 147 учебных дней.

В школе были также ремесленный класс и библиотека.

В Юшкозере тогда насчитывалось населения 389 мужчин и 411 женщин. Детей школьного возраста было 35 мальчиков и 28 девочек. В 1909 году школу посещали 36 человек. В школьной библиотеке было 477 названий книг, а всего томов было 608. По отчёту учителя Ивана Акимовича Васильева из учеников хорошо питались 5 человек и плохо питались 31 человек.

Сам учитель происходил из мещан, родился он 6 января 1884 года, и имел оклад 450 рублей в год. Почётным блюстителем, или смотрителем училища, был крестьянин Фёдор Иванович Корельский. В разное время он внёс на содержание школы денег и материалов на 138 рублей.

Читателей в Юшкозёрской библиотеке было в возрасте от 9 до 13 лет - 7 человек, от 13 до 20 человек - 2 человека и от 20 до 50 и старше - 5 человек. Но заметим, что школьная библиотека была на русском языке, а к 1909 году через Карельское просветительское общество (Karjalan Sivisysseura) поступало ежегодно несколько сот наименований газет, журналов и книг на финском языке, читателей которых было значительно больше. Национальная литература шла по своим каналам и распространялась своими путями.

Остановлюсь ещё на одной школе, которая мне ближе, это школа в моей родной деревне Регозеро. Она была основана 24 сентября 1898 года, построена была силами местных крестьян, и фасадом своим, в три больших окна, смотрелась на озеро. Населения в деревне было 217 человек, детей школьного возраста 26 человек. Ближайшими школами были Ухтинское 2-классное министерское училище и Ухтинская церковная школа в 40 верстах, Логоварацкое сельское училище в 25 верстах. Учебный год начался 15 сентября и закончился 16 мая. Пропусков на каждого ученика пришлось 7 дней, и учитель объясняет их рыбной ловлей и обмолотом хлеба.

Учителем в школе был Валериан Иванович Кочнев и получал он за учительство 450 рублей в год, и как законоучитель ещё 60 рублей.

Родился он 24 мая 1870 года и звание учителя получил в Яренском училище в 1901 году. В силу своей профессии был освобождён от воинской повинности и был холост.

Учеников у него было 8 мальчиков и 2 девочки, но на следующий год поступило ещё 6 мальчиков и 6 девочек. Книг за год было выдано 10, и из местного населения библиотекой пользовался один человек.

Почётным блюстителем школы был Никифор Акимович Ларионов, 1860 года рождения, неграмотный.

По воспоминаниям современников, учитель крепенько попивал. То ли неудача в семейной жизни, то ли отдалённость от родных мест были тому побудительной причиной.

"выхода учащихся из школы до окончания курса" объяснял "невежеством родителей и поздним возрастом учеников, так что в 12-13 лет ученики уже используются как рабочая сила. Из 50 учеников школы плохо питаются 50, и один из них близорукий".

Но назовем ещё одну причину нежелания некоторых родителей отдавать своих детей в школу. Все школы были на русском языке. С появлением передвижных школ, "киэртокоулут" на родном языке, которые организовало Карельское просветительское общество, желающих учиться в школе стало неизмеримо больше.

Следует особо отметить Мининское училище в Кимасозере, открытое и содержавшееся на средства уроженца этой деревни купца Минина, 23 ноября 1882 года. Одним из первых его учителей был Иван Оленев, человек одарённый, интересовавшийся историей края. Упоминание о нём есть в книге о Карелии Луиса Спарре ⁸². И сам Иван Оленев был автором одной из краеведческих книг о своём крае Карелии. Он полюбился местным жителям, стал известным в своей округе, и прижился бы здесь, если бы не жена, которой эти места так и остались чужими. Позднее Оленев стал инспектором железных дорог где-то в Средней Азии, а прекрасную двухэтажную школу сожгли красные финны во время воспетого похода на Кимасозеро ⁸³.

В начале 20-х годов школы стали возрождаться силами молодых энтузиастов, представителем которых был Матвей Исакович Пирхонен.

В судьбе Геннадия Николаевича Куприянова воплотилось его время, сконцентрировались исторические события эпохи и, встречаясь и беседуя с ним, я всегда испытывал большое уважение к нему, не как к человеку, когда-то вознесённому на высокие должности, а как к гражданину, достойно выполнившему свой долг и глубоко в душе сохранившему уважение к людям - соратникам и недругам, сумевшему по-христиански простить и не забыть.

Родился он 21 ноября 1905 года в деревне Рыло, близ Зашугонья, в Солигаличском уезде Костромской губернии. Обычно в биографиях таких людей выразительно указывают рабочую профессию как базу и среду, в которой он сформировался, хотя чаще в их жизни это была лишь непродолжительная отметинка. Куприянов вырос в крестьянской среде, плотник, рано начал свой трудовой путь, и в отличие от всех высоко вознесённых, чья биография начиналась с рабочей ступени, он и в семьдесят сохранил в себе этого рабочего. Я это видел и понимал.

Дальше всё идет более чем типично. Он очень рано включился в комсомольскую работу, и на том его плотницкая карьера закончилась. Потом пошёл по партийной лестнице, учился, был учителем, заведовал РОНО, работал в райкоме партии, и в 1936 году уже был вторым секретарём Куйбышевского райкома в Ленинграде, с декабря - первым, а в июне 1938 года с подачи А.А. Жданова стал первым секретарём Карельского обкома партии. После переименования автономной республики Карелия в Союзную в 1940 году, стал первым секретарём ЦК Компартии Карелии. С начала войны - член Военного Совета 7-й армии, а с августа 1941 года - член Военного Совета Карельского фронта в звании дивизионного комиссара. В декабре 1942 года - генерал-майор. Прослеживая его жизненный путь, сопоставляя его с судьбами других, с историческими событиями, я стараюсь понять то время уже с позиций нашего освободившегося мышления, и стараюсь понять - освободилось ли оно?

В первые же дни войны перед ним встали очень серьёзные задачи. Шла битва под Москвой. На Карельском фронте активно давили финны и немцы, обстановка и здесь и там была угрожающая. Начальник Генерального штаба Шапошников решал задачу - куда направить свежие сибирские дивизии, на Карельский фронт или под Москву. После непродолжительной беседы с Куприяновым Шапошников в большей степени уверовал, что Карельский фронт выстоит. Созданные в самом начале войны партизанские отряды сковывали действия войск неприятеля, а агентурная разведка, состоявшая в основе своей из местных жителей, быстро внедрилась в финские тылы. С одобрения Куприянова туда были набраны местные жители, хорошие таёжники, знающие язык и обычаи сопредельной стороны. Среди них были и партизаны времён гражданской войны. Многие тогда с досадой вспомнили, что лучших из них совершенно необоснованно подмели органы, словно чекисты уже загодя готовились к сдаче Карелии. Органы временами пытались препятствовать такому подбору людей в армейскую разведку, но ответственность никто на себя не хотел брать. Первые же данные разведки помогли умело произвести перегруппировку войск, не вводить новые дивизии и направить их на другие участки фронта. В 1942 году Куприянов лично вручал награды ухтинским разведчикам в Хайколя, на партизанской базе. Об этом событии мне рассказывали бывшие разведчики Василий Касьянов, Микко Мелентьев, Микко Никутьев, Иван Кетов. И когда я в семидесятые годы в Пушкине пересказал со слов разведчиков об этом Куприянову, он, растроганный, вспомнил каждого из них в лицо и описал их мне с удивительной точностью. Когда я рассказал, что Василий Касьянов в Петрозаводске не имеет квартиры, Геннадий Николаевич тут же с большим участием взялся помочь ветерану:

- У меня сохранились хорошие отношения с Андроповым, я в переписке с ним... Обязательно напомню.

Касьянов, вскоре после этого разговора, к своему удивлению, получил ордер на новую квартиру прямо из рук директора Онежского тракторного завода Одлиса.

Ставка Верховного Главнокомандования тогда высоко оценила действия разведки Карельского фронта и действия партизан.

В годы войны Куприянов препятствовал демонтажу Сегежского бумкомбината, уверенный, что сумеют отстоять Сегежу. Он старался сохранить рабочие и учительские кадры республики, и не напрасно. Уже к 1950 году промышленность Карелии выдавала продукции втрое больше, чем до войны.

В 1943 году были сосланы в Сибирь, в трудармию, почти все финны и даже многие из тех, кто были в то время на фронте. Куприянов, будучи членом Военного Совета фронта, постарался многих спасти от такой участи. Финны были самыми нужными и - главное - умелыми бойцами Карельского фронта. Сомневаться в их благонадёжности было нелепо. Красные финны были непримиримы к тем правителям Финляндии, которые ввязали их родину и народ в войну. Когда в 1944 году, накануне окончания военных действий на Севере стал вопрос о восстановлении народного хозяйства Карелии, Куприянов обратился к Сталину за разрешением вернуть интернированных карел и финнов в Карелию.

Сталин, по словам Куприянова, отнёсся к этому вопросу терпимо, но генералитет и особенно новый командующий Карельским фронтом К.А. Мерецков восприняли это очень недоброжелательно.

Они подготовили ответный ход: обвинили местных жителей в пособничестве финнам. Началось это, по словам Куприянова, с того, что когда штабные офицеры вслед за наступающими войсками пришли в деревню и попросили молока, то им отказали. Куприянов пояснил, что на всю деревню едва ли было с пяток коров, да и прошедшие ранее, до штабистов, войска успели подобрать всё съестное. По Твардовскому: "Есть войны закон не новый: В отступленьи - ешь ты вдоволь, В обороне - так ли, сяк, В наступленьи - натощак". Эти штабники ещё не знали обстановки. Мерецков был направлен на Карельский Фронт с Волховского, и с собой привёз шестьсот штабных офицеров, которым были непривычны условия Карелии и тактика противника. Прежних офицеров, от капитана и выше, рассредоточили по другим фронтам. Ставка вскоре отметила неумелые действия командования и наличие большого количества некомпетентных штабистов. Вот эти некомпетентные, чтобы хоть как-то оправдаться, заварили эту кашу. Политические интриганы знали, на что шли и были уверены в успехе. Берия поставил вопрос о выселении карел и финнов, видимо, в Сибирь или Казахстан, по давно протоптанным этапам.

Куприянову позвонили: срочно явиться в Кремль. Причину, как всегда, не объяснили. Через помощника Сталина он узнал, что вопрос стоит о выселении "неблагонадёжной" нации. Куприянов срочно велел секретарям райкомов предоставить сведения об участии и героизме карел и финнов в войне, и с этими материалами явился к Сталину.

Геннадий Николаевич не без волнения вспоминал, какая напряжённая была атмосфера на приёме. Воздух был наэлектризован. Берия, Молотов, Шверник и ещё несколько высокопоставленных лиц давили на него своими взглядами, в которых была почти неприкрытая враждебность.

Сталин выслушал доклад Куприянова о действиях карел и финнов на фронте, а затем о действиях партизан, о той ценной информации, которой обеспечивали командование карельские разведчики. Сталин коротко заметил: "Помню". Ещё бы ему было не помнить. Благодаря данным агентурной разведки и партизан Карельский фронт два с половиной года удерживал линию обороны, имея вдвое меньшее количество войск, он сковал действия противника, не позволяя ему перебросить войска под Ленинград. Одобрение Сталиным заслуг разведки Карельского фронта было некстати для оппонентов Куприянова. К тому же, подчеркнул в докладе Куприянов, нелепо было обвинять население самого национального Ухтинского района, в котором на оккупированной территории из 14 тысяч человек прежней численности осталось только четыреста, в основном малолетних и немощных. В качестве обвинения выдвинули "всекарельское" собрание, которое оккупанты провели в июле 1941 года в чисто пропагандистских целях в Вокнаволоке. На него удалось согнать из Вокнаволока и окрестных деревень не более двухсот человек женщин и детей. Собрание так и прошло под пристальным вниманием финских солдат и с пламенными речами Илмари Кианто. Его, истового сторонника процветания Карелии, вновь использовали в качестве пропагандистского рупора, но на этот раз как никогда безрезультатно. В конце войны, когда советские войска наступали и были уже на территории Финляндии, Илмари Кианто, оставляя свой дом, написал на сигарной коробке просьбу советским солдатам не разорять жилище бедного писателя. Финские органы проявили достойную своих коллег из Союза бдительность, заподозрили писателя в шпионаже и посадили в тюрьму. Впечатления об этой отсидке Кианто отобразил в книге "Своя собака кусает больнее" ⁸⁴.

Само это собрание в Вокнаволоке было настолько нелепо и бессмысленно, что даже финская пропаганда не упоминала его как что-то хоть мало-мальски стоящее.

Доводы в пользу местного населения были весомые, и Сталин поднял и мягко опустил руку на стол. Разговоры разом стихли.

- Вопрос ясен. Больше к нему не возвращаемся, - сказал Сталин и отодвинул предоставленную Куприяновым папку в сторону. Берия зловеще блеснул очками, поджал губы, и Куприянову стало ясно, что гонения на этом не кончились. Но главное было сделано: народ был спасён от выселения. Зачинщики этого дела были уверены, что с карелами расправятся так же, как это было сделано с крымскими татарами, чеченцами и прочими. Тем более что Куусинен, по слухам, дал своё согласие на этот акт выселения. Он и ранее не стал просить у Сталина освободить его жену и сына, заключённых в тюрьму.

Опасения Куприянова оправдались. Его арестовали в 1950 году по печально известному Ленинградскому делу. Его недруги намеревались сделать это много раньше, но, как Куприянов позднее узнал из архивов, Сталин не позволил. Видимо он хотел, чтобы его подчинённые были в постоянной вражде, ревностно следили друг за другом, писали доносы, и чтобы каждый из них искал его милости.

После реабилитации Куприянову вернули звание и ордена, дали двухкомнатную квартиру в Пушкине, и он, работая в архивах, обнаружил, что после его ареста Берия дважды требовал его расстрела, и Сталин оба раза отказывал ⁸⁵.

Иногда меня охватывает сомнение: уж на самом ли деле революция совершалась коммунистами, неужели эти вершители наших судеб руководствовались коммунистической идеологией равенства братства, свободы? Неужели же они стремились к тому, чтобы передать власть трудовому народу? Северная Карелия стремилась сделать все преобразования мирным, конституционным путем, и медленно и настойчиво продвигалась к своей цели. В деле социальных преобразований ещё к началу революции они достигли того, что провозглашали своей дальней целью коммунисты. Царская власть, а потом Временное правительство, уже готовы были сделать последние уступки: разрешить открыть школы и обучение на родном языке, разрешить строить дороги и линии телефонной связи (что, в сущности, с 1907 года уже велось, и без привлечения средств из государственной казны), избы-читальни и библиотеки уже существовали, почтовая связь была налажена, и тоже своими силами. Выпускалась своя газета, которую время от времени запрещали, но по настоянию местных просветителей и Карельского просветительского общества власти делали уступки. Кемские лесопромышленники сопротивлялись развитию лесоперерабатывающей промышленности на западе от них, они хотели быть монополистами, но ухтинцы уже почти добились разрешения вложить свои же капиталы в развитие своей промышленности. Свои правоохранительные и воинские формирования к 1918 году были созданы и доказали дееспособность. В последние годы правления царской власти, а также при Временном правительстве вполне реальным просматривалось получить право на самоуправление своей территорией. Причем ухтинцы не проявляли никакого сепаратизма, напротив - готовы были работать в той же системе экономических связей, исправно платить налоги в казну, подчиняться российской конституции. Едва ли какое правительство, радеющее за благосостояние своего государства, могло противостоять хозяйственной и административной инициативе одной из составляющих её частей.

Программа Ухтинской республики, принятая в марте 1920 года по предоставлению прав, демократических свобод и хозяйственной возможности своим гражданам, превосходила нашу общенародную гордость, Конституцию 1936 года. В ней не было ханжества и удушающей петли узаконившей диктатуру партийной верхушки. Гражданином республики считался каждый живущий на её территории человек. Под контроль и заботу правительства брались все сферы жизни. Ухтинцы не просили от Советского правительства никакой финансовой помощи, напротив, готовы были пополнять союзный бюджет. Тогда почему большевики задушили эту республику? Почему поставили хозяйство на грань краха? Почему уничтожили самую активную часть населения?

приниженную планку общественной морали они признают допустимой. В самом раннем детстве, когда семилетним, после войны я попал в Соломенский детдом, мне казалось жутким, когда все ребята, скопом, бросились бить одного, только потому, что он был более слабым, чем его обидчик, и ребятишки по закону стаи кинулись добивать слабого. Потом я увидел, что не все, далеко не все. И из этих, нестадных сложилась группа, которая противилась этому закону стаи. Потом я увидел более взрослую компанию, где украсть считалось делом лихим и достойным. Там считалось недопустимым вступиться за женщину, которая, обнаружив пропажу хлебных карточек, взвыла, будто получила похоронку. Мне стало жалко её, и я стал трясти Гриньку-главаря: отдай ей карточки. Меня жестоко избили. Но я укрепился в справедливости своих действий, а эта банда, в которую были втянуты ещё совсем неопытные мальчишки, стала распадаться. Тогда, по-мальчишески, я усомнился в двух вещах: один в поле не воин и всегда право большинство.

Нельзя судить о северном народе, сравнивая его с южанами, или руководствуясь принципом, что все люди одинаковы. Приводить же примеры, какие нравы у тех-то или у других, при этом оговариваясь, что большинство из них значительно лучше - тоже унизительно. Просто скажу о своих, северянах. Карелы севера являются живыми носителями древнейшей культуры, которая дошла до нас через тысячелетия. Это уникальный и, вероятно, единственный случай в мире. Десятки, или сотни поколений выросли, не зная рабства, борясь за свою независимость и отрицая низкопоклонство.

Здесь веками чтились патриархальные обычаи, редкостное гостеприимство, никогда не было неприязни к людям другой национальности. С детства мне запомнилась степенная манера ухтинцев говорить о делах, о жизни. Эти качества были сформированы древнейшей культурой.

Декабристы, по Ленину, так далеко отстоявшие от народа, считали, что просвещение народа - важнейшее условие политического освобождения и достижения социального благоденствия. Именно так можно объяснить стремление ухтинцев к созданию своего, здорового общества.

В чём же намерения ухтинцев противоречили коммунистической идеологии? Они уже достигли многого из того, о чём говорили в своих лозунгах и декретах сторонники Ленина. Они разбили и прогнали врагов Красной Армии. Ах, они не подчинились требованию отдать мужчин в Красную Армию? Но кто бы тогда разбил белых так, как это сумели сделать карельские ополченцы и партизаны? А разве мало было карел в рядах Красной Армии? Зачем было разорять деревни, если эти деревни призваны были кормить Советы? Зачем разгонять Ухтинское правительство, если оно избрано народом, во имя его же благосостояния, которого добивалась революция? Какими методами действовали большевики против населения? Царское правительство, запрещая преподавание на родном языке, вероисповедание на родном языке (абсурд: людей, исповедующих православную веру, заставляли слушать проповеди на непонятном им языке, быть верными назначенной им религии не на убеждении, а методом испуга). То же сделали и большевики. Им дали возможность высказать свою идеологию на Съезде представителей карельского народа, но народ не поддержал Советы. Тогда решили навязать Советы народу силой.

Царское правительство требовало от карел подчинения великой России. Белые тоже потребовали подчинения великой России. Потом большевики, объявившие равенство всех народов, тоже потребовали подчинения Великой России. Но ведь Ухтинское правительство и не заявляло о стремлении выйти из состава России, пока красный террор не принял угрожающих размеров. Большевики посеяли и углубили межнациональную неприязнь. То, чего не было никогда в этих краях. Получается, что большевики, обнародовав свою идеологию, отправили утверждать её самых обычных бандитов-волонтёров?

Возможно. Как объяснить, что Сонников, красный агитатор, дослужился в партийной иерархии до высоких чинов, но был репрессирован и казнён теми же большевиками, Конста Саллинен, активный коммунист из Контокки, участвовавший в переговорах с представителями карельских беженцев как член правительства Карельской Трудовой Коммуны, был убит на пути в Петрозаводск. Говорили - врагами народа. Как и Киров?

После изгнания Карельского временного правительства большевики вдруг растерялись: а что же делать дальше. В запасе у них был только недавний опыт России: аресты, раскулачивание, ограбление дворянских имений. Раскулачивать, если сравнивать с российской деревней, здесь было некого, но установку на раскулачивание повторили из Москвы в более жёсткой форме, и она была проведена. Свои активисты это делали крайне неохотно. Деревни и без того наполовину опустели из-за того, что жители уехали в Финляндию, а значительная часть оставшихся мужиков были арестована. Цель этой акции была внести раскол между жителями, и поэтому участие местных активистов считалось просто необходимым. Но в отличие от южных и центральных областей России, здесь уже действовал указ об амнистии возвращающихся беженцев, указ, который больше походил на ультиматум. И, с другой стороны, советское правительство, так или иначе, обязано было учитывать решения Тартуского договора.

После всех этих событий, арестов, расстрелов, раскулачиваний, утвердивших в Карелии власть Советов, ухтинцы продолжили мирную работу с попыткой установить своё самоуправление в допускаемых Советами пределах. В Ухтинском районе поселились красные финны, убежавшие в Карелию от преследования буржуазной властью Финляндии и пришедших ей на помощь для подавления революции немцев. Здесь они организовали коммуну "Похъян поят" (Сыны Севера). Финны не утратили свой революционный запал, ими владел дух созидания своего рабочего государства. Они распахали и раскорчевали значительную площадь земель, получали хорошие урожаи, получали неплохую прибыль на извозе.

Финны привезли свой трактор, вязальный ткацкий станок, рабочий инструмент, а также своё умение и неукротимую жажду работать. Не прошло и десяти лет, как часть коммунаров была арестована, другая часть, чтобы избежать репрессий, вернулась в Финляндию.

Их революционная энергия очень удачно сочеталась с творческой трудолюбивой натурой ухтинцев.

В 1922 году было создано первое литературное объединение, выпускавшее альманах "Нуори раатая" (Молодой труженик). Тогда же был создан первый национальный театр со своим оркестром. Здесь ставили пьесы, в частности, из финской классики, ставили также оперетты Кальмана, устраивали концерты, рабочие праздники и спортивные состязания. Продолжило свою работу педагогическое училище, школа крестьянской молодежи. В 1929 году был создан Ухтинский леспромхоз, первым директором которого стал Юусо Матеро, "свой красный директор". Юусо Матеро был закоренелым сплавщиком, который на одном бревне спускался вниз по порогу Кинтисмя, а это считалось среди рабочей вольной элиты признаком особой лихости. Поэтому Юусо был свой, и был он очень авторитетный. Его тоже арестовали, и он, как и многие другие, не вернулся.

В 1927 году построили на реке Ухта первую в Карелии сельскую ГЭС, мощностью в 90 киловатт. Построили полностью на свои средства. Генератор купили в Швеции за лес, которые заготовили зимой, весной сплавили по реке Кемь и погрузили на шведские пароходы. Генератор привезли по частям на лошадях. Стоявший у истоков этих хозяйственных инициатив партийный секретарь Форстен был также арестован и казнён вместе с другими строителями коммунизма ⁸⁶. В 1931 году на собранные населением средства был куплен свой самолёт "Красная Ухта" для доставки почты из Кеми в Ухту. Потом был пущен почтово-пассажирский паровой катер "Пуникки".

В те же 20-е годы был создан в Ухте совхоз. Для этого силами учащихся сельскохозяйственной школы были раскорчеваны поля на большой площади. Инициатора этого начинания тоже арестовали, так как, по мнению бдящих органов, он из враждебных и вредительских побуждений на два метра увеличил расстояние между мелиоративными канавами. Поля были заброшены, снова поросли лесом, и туда в годы моей юности я ходил собирать грибы. Особенно хорошо они росли по краям вредительски выкопанных мелиоративных канав. В те же годы заработал местный промкомбинат по распиловке древесины, и на его основе начали работать строительные предприятия. То ли в 1917, то ли годом или двумя позже энергичный умелец из местных Ялмари Вайнио купил в Швеции локомобиль, который работал на дровах или любом другом древесном мусоре. Ялмари ездил по деревням и по заявкам крестьян за очень умеренную плату пилил доски и брус. В пылу раскулачивания локомобиль национализировали, и он после этого, не проработав и часа, доржавел во дворе промкомбината. А сам Ялмари Вайнио больше никакой инициативы не проявлял.

Так ухтинцы, впервые поднявшие в 1905 году красный флаг как символ борьбы за права трудового народа, продолжали строить свою Ухтинскую республику, врастая с ней в создаваемый партией и правительством коммунизм.

Перед войной в Ухтинском районе работало 32 колхоза, леспромхоз, строительные организации, было развито молочное и мясное животноводство, поголовье оленей составляло 30 тысяч голов, велось рыболовное и охотничье хозяйство, издавалась своя газета, был свой театр. Район был не просто самодостаточный, он давал большую прибыль стране, и это вопреки всем совершённым здесь опустошениям.

Перед войной в Ухтинском районе (это только часть территории, входившей в Ухтинскую республику) при численности населения 13,5 тысячи, крупного рогатого скота было около 5 тысяч голов, примерно 2,5 тысячи лошадей, 10 тысяч овец, свиней.

Но это не самый высокий показатель довоенных лет. Как только в начале 30-х хозяйство и культура пошли на подъём, последовала волна арестов. В 1937-38 годах, которые до сих пор помнят как "дикие годы", в некоторых деревнях арестовали почти всё мужское население. Тогда по данным сельсоветов во многих деревнях опустело до двадцати процентов домов ⁸⁷. В 1938 году было запрещено преподавание на финском языке, который для северных карел был родным ⁸⁸. Такое творилось по всему Союзу.

В 1897 году в Кемском уезде население составляло 35 392 человека, из них карел было 19 236 человек, финнов 161 человек, русских и других национальностей 12 495 человек. С началом неспокойного времени с 1918 года, и особенно в 1919-21 годах в Финляндию из всей Карелии ушло около 40 тысяч человек. Это по сведениям финских историков. В разных источниках даются разные цифры, но суть и причины были что для южной, что для северной Карелии одни и те же: голод и страх перед большевиками. Как видно из ранее сказанного, было чего бояться. Вторая причина, особенно в Беломорской Карелии - насильственное выселение жителей деревень отступающими финнами. Моя родная деревня Регозеро опустела наполовину. Кто не уехал добровольно, под нажимом финской пропаганды, того финны силой принуждали грузить скарб на сани и уезжать. Мой отец категорически отказался ехать. "Кто о них будет заботиться там, - кивнул он в сторону престарелых родителей и малолетних детей. - Я Финляндию знаю, бывал там и работал там. Здесь мы дома, а там мы никому не нужны".

Мне не верится, что это была политика официальных властей Финляндии. Скорее это была политика воинственно настроенной против Советской России части правительства - опустошить Карелию. Благодаря упрямству отца наша семья уцелела, в этом я уверен. Уверен я и в том, что если бы вернулся из Финляндии мой дядя, на котором в сущности никакой вины не было, едва ли он остался бы жив. Я читал в архивах документы, поданные в органы - списки ушедших в Финляндию, побывавших там и потому зачисленных в неблагонадёжные. Только ни одного из них не помню в живых. Вспоминали о них только среди очень близких, без свидетелей и шёпотом. Ушедшие в Финляндию там почти все переменили фамилии и тоже старались молчать о своей родословной, так было безопасней, в этой, считавшей себя демократической, европейской провинции, где антирусские настроения были очень и очень сильны.

В нашей деревне, как рассказывали об этом односельчане, едва ли поднималась хотя бы половина дымов. Тропки к домам на снегу были узенькие и боязливые. Карельских беженцев Финляндия приняла, как обычно принимают нежеланных нахлебников. Сострадание, досада, а кое у кого желание нажиться на дешёвом труде на все готовых оголодавших карел, которых называли, а порой и до сих пор зовут "рюсся". Дядя мой пишет, что за квартплату с него брали в четыре раза больше, чем с финнов. А куда денешься, когда на руках малолетний ребёнок.

По другим данным в 1922 году в Финляндии было 35,5 тысячи беженцев, а в 1923 году - 22 тысячи, т.к. часть уехала на запад, часть вернулась в Советскую Россию.

В марте 1921 года в Олонце состоялось совещание представителей Карельского облисполкома с представителями карельских беженцев, находящихся в Финляндии. Беженцев представлял член Карельского временного правительства Ахейнен (Агеев).

От Карельского облисполкома были тт. Куджиев Василий Михайлович, Шаллиев Константин (упомянутый ранее Конста Саллинен), Картуйнен Вяйно Иоганнович, Проскуряков Сергей Андреевич и технический секретарь Романчук Михаил Петрович, и от карельских беженцев Кемского уезда, находящихся в Финляндии, тт. Матти Агейнен, Герман Гелосало и Юхо Паппинен, причем Гелосало является техническим секретарём от беженцев.

Вопрос на совещании: В какой мере Программы съездов Кемского 16-18 февраля 1919 года и Ухтинского 21-31 марта 1920 года подлежат изменению, чтобы согласоваться с программой автономной Карельской Трудовой Коммуны?

Ответ: делегация беженцев сама заявила, что она не является политическим представительством бывшего так называемого временного правительства Кемской Карелии, а лишь представителем беженцев...

Далее в документах, опять же не очень разборчиво написанных, можно прочитать: "Амнистия всем согласно русско-финляндского договора в п. 35 в Юрьеве 14 октября 1920 года. Амнистия не распространяется на уголовных преступников. Опубликованное выше постановление Революционного Комитета Карелии было обнародовано только 1 января 1921 года ввиду того, что пришлось установить регистрационные пункты, которые теперь дополнительно будут перенесены в другие места в ближайшее время".

Каждый возвращающийся должен был подписать следующий документ:

Так большевики узаконили приведение в действие любых репрессий против (Кемской) Карелии.

В декабре 1917 года глава финляндского сената Свинхувуд получил официальный документ за подписью Ленина от имени Советского правительства, признающий независимость Финляндии.

2 мая 1918 года рабочая Красная Гвардия Финляндии усилиями правительственных войск и высадившихся в Хельсинки немцев была разбита.

15 мая парламент Финляндии принял решение разорвать дипломатические отношения с РСФСР. Но уже с января финские отряды на разных участках переходили границу и были отбиты.

Отряд подполковника Мальма, не встречая сопротивления, пришёл в Вокнаволок, а потом занял Ухту.

31 августа 1918 года "народное собрание" в Реболах приняло решение о присоединении к Финляндии на правах автономии. Противники присоединения были репрессированы.

Финляндия, видя трудное положение в России, потребовала отдать ей весь Кольский полуостров, Соловецкие острова, практически всё Онежское озеро и всю Восточную Карелию.

Финны пытались спровоцировать переход Красной Армии на финскую сторону, чтобы с великой обидой обратиться к мировой общественности и просить о военной помощи.

Посол России в Швеции К.Н. Гулькевич⁸⁹ 21 апреля 1919 года писал руководителю русских эмигрантов С.Д. Сазонову, что на границе с Россией сложилась очень опасная ситуация: финны пытаются спровоцировать националистические выступления и использовать их для нападения.

В июне того же года представитель Колчака в Англии писал: "Финляндские власти считают, что столкновение с большевиками неминуемо. Для общественного мнения нужна искусственная причина для начала военных действий, её пытаются создать".

Все предыдущие попытки прямого военного вторжения ничего не дали. Финские отряды были разбиты Карельским легионом и Красной Армией, к тому же окрик Троцкого, что от Петербурга до Хельсинки недалеко, на многих членов правительства Финляндии подействовал отрезвляюще.

Позиция стран Антанты противоречила политике Маннергейма захватить Карелию. Они поддерживали позиции белых о неделимости России. Тогда Маннергейм стал говорить о стремлении Карелии к независимости. Предыдущие пропагандистские кампании не дали результата. Ожидания того, что олонецкие карелы встретят финнов как освободителей, не оправдались. Попытки Мальма создать опору для финского вторжения на Севере Карелии не увенчались успехом.

Именно в это время белое Северное правительство и Кемский Совет перекрывают поставку продовольствия Ухтинской республике и примкнувшим к ней уездам, а красные отряды получают задания от Кемского Совета перехватывать хлебные обозы, идущие из Финляндии ⁹⁰.

Обеспечение продовольствием было далеко не гуманитарной акцией, как об этом говорил финнам Маннергейм и как в этом финны уверяли нас. За ввезённое из США продовольствие Финляндия должна была уплатить 16 миллионов долларов, и к этому ещё десять миллионов кредита на покупку продовольствия.

Карелия взяла у Финляндии заём в три миллиона марок. В уплату его из одной Ребольской волости за 1918-19 годы вывезли пять миллионов кубометров леса. Не знаю, насколько точна эта цифра, но именно такая указана в следственном заключении.

Таким образом, благодаря совместным и согласованным - в этом нет сомнения! - усилиям, каждая сторона пыталась осуществить свои цели в Беломорской Карелии. Америка рассчитывала с лихвой и с процентами вернуть свои миллионы, Финляндия - заполучить Беломорскую Карелию, белое правительство - подавить сопротивление народа, который изгнал его войска из Карелии, и сохранить за собой эту российскую территорию.

Исполнителем этих недобрых замыслов избрали большевиков. Нетрудно было найти слабые стороны в этой уже сформировавшейся системе: жажда власти и сатанинское упоение ею, подозрительность и алчность.

Таким образом, Ухтинская республика стала заложником большой политики. Для каждой из участвующих в этом процессе сторон главным противником был здешний непокорившийся народ, и неважно какая сторона одержала бы верх, пострадали бы эти же люди.

Но Финляндия бездарно терпела поражения каждый раз, когда она посылала свои отряды в Карелию, и у более умеренных и трезвых политиков зрела мысль о необходимости скорейшего заключения мира. Ю. Веннола, бывший премьер-министр Финляндии в 1919-20 годах, писал, что Финляндия, наученная горьким опытом неудач, провалом вооруженных мероприятий по освобождению Карелии, возвратилась на путь мирной политики.

4 апреля 1919 года в речи при открытии сейма Маннергейм призывал к захвату Советской Карелии. Неделю спустя, с этим же требованием выступил премьер-министр Финляндии Ингман.

Кемский Совет и белое правительство, совместными усилиями доведя народ до отчаяния, стали провоцировать его на бунт или создавать видимость бунта, чтобы потом поимённо, списком, отдать его участников на расправу большевикам, а Финляндии дать повод для интервенции ⁹¹.

В Финляндию было поставлено большое количество оружия и семь транспортов с продовольствием. Для захвата Петрограда были доставлены танки из Англии и Франции.

Чтобы как-то заглушить протест населения против войны с целью захвата Карелии, в Финляндии разжигалась антирусская истерия и ложное сострадание к "бедным соплеменникам" по ту сторону границы, которых непременно надо идти спасать. Пропаганда твердила, что вот только что на глазах всего мира они подняли грандиозное вооруженное восстание, создали своё правительство и просят Финляндию не церемониться с большевиками.

Но обыватель устал и от того и от другого. Чего их, этих соплеменников, спасать, тем более, силой оружия. Вон их уже сорок тысяч несчастных, бездомных и безработных скитается по Финляндии, отбирают рабочие места у коренных жителей, согласны на любую работу и на любых условиях. Пусть уж как-то устраиваются на своей стороне. В это время агентурная разведка докладывает.

Трезвые головы в Финском правительстве понимали, что такой военный поход после заключения мирного договора может кончиться для Финляндии лишением своей независимости. Красная Армия тогда уже одержала значительные победы на фронтах гражданской, и Финляндии было бы не устоять. Во всех военных походах в Карелии она потерпела поражения, хотя против неё не было выставлено по-настоящему военного сопротивления.

Финны действовали разрозненными отрядами лыжников, стараясь представить свои действия как выступления местных партизан против Советской власти. На самом же деле ухтинские партизаны на тот момент оказались единственной силой, способной противостоять финским лыжным отрядам зимой, в лесах.

Сторонники военных действий рассчитывали на помощь союзников, хотя Англия уже официально отказала Финляндии в военной помощи. Другие страны тоже не хотели ввязываться в военные конфликты.

На что рассчитывали сторонники военных действий в Финляндии? На финансовую и материальную помощь союзников и на отряды, якобы добровольцев, которых набирали из числа беженцев, бродячего элемента и, естественно, своих военных. Но, прежде всего, беженцев. При их участии должно было идти "освобождение".

Вот воспоминания одного из них. Защищая свою деревню от вооружённых отрядов, как это делалось и раньше, и делалось небезуспешно, они вынуждены были отступить в Финляндию. Там их, голодных, обмороженных, без средств к существованию организовали в отряды. Весной 1922 года их отряд 400 человек повели маршем в Каяни. Куда поведут дальше - не говорили. Но по общему настрою командиров улавливалось, что готовится поход на Карелию, и он решил, что на Карелию с оружием он не пойдёт. Вдвоём с товарищем они пришли к командиру и заявили о своем желании уйти. Была весна, можно было найти себе работу и пропитание. В карманах у них не было ни единого пенни. Уговоры и устрашения на них не подействовали. Тогда им приказали пойти на склад и сдать всё казённое. Вышли со склада они в нижнем белье и босиком. Капитан увидел их в окно и велел выдать им хоть что-либо прикрыть наготу. Выдали самое грязное и оборванное и полосатые арестантские шапки. Люди шарахались от них, но возвращаться для того, чтобы идти воевать против Карелии они не хотели.

Это очень типичная и выразительная картина отношения к столь любимым соплеменникам.

Финны понимали, что с такими войсками идти на Карелию бесполезно.

У Финляндии была цель: спровоцировать выступления населения против Советской власти, а потом военной силой "освободить" народ от большевиков и присоединить Карелию к Финляндии "по просьбе самого народа". Ну, а если захватить не удастся, то пусть большевики расправляются с карелами, пока те не поумнеют и не поймут, что Финляндия им хотела добра.

Почему именно большевики с точки зрения этих двух претендентов на территорию Карелии годились на роль палача? Да потому, что они руководствовались не интересами Отечества, а политическими амбициями, которые были болезненными всплесками коммунистической идеологии, хотя и мало соответствовали ей.

Белое правительство было за неделимость России, и оно не хотело уступать бывшие Российские территории Финляндии. Эти же территории считала своими и Советская власть, но от её лица выступал Кемский Совет. Именно поэтому активисты карельского движения, которые по большей части жили в Финляндии, пытались настроить население не просто на хозяйственную автономию, а на отделение от России. Идея эта была нереальная, несбыточная, даже по тому времени, когда перед глазами был пример отделения Финляндии от России. И только подогретое активной пропагандой воображение могло допустить, что Советская Россия согласится отколоть от себя часть Карелии, претендующей на самоопределение по этническому признаку.

Ухтинский съезд проголосовал за самоопределение, и в руках Финляндии оказался этот, прямо скажем, дутый козырь и сомнительный мотив громко кричать об "освобождении соплеменников".

Александров отвёл войска с территории Ухтинской республики.

Но ведь и Советская власть на этом этапе поступила совсем в духе ленинского декрета о праве наций на самоопределение. Казалось бы, коренной вопрос о свободе самоопределения карельского народа решён. Но тут уж пришлось Финляндии признать, что главный её интерес - это территориальные притязания.

Ухтинский съезд завершил свою работу 1 апреля 1920 года. На переговорах в Раяёки 12-24 апреля 1920 года советская сторона потребовала отвода финских войск из Карелии, которые здесь были с миссией "освобождения", и в ответ обещала не вводить войска в Реболы и Поросозеро⁹⁴. Финляндия не согласилась на это. Она по-прежнему требовала отдать ей Приладожье до Белого моря и часть Кольского полуострова.

12 июня 1920 года в Тарту начала свою работу советско-финляндская мирная  конференция. Чичерин из-за  неверной

Кажется, главные условия переговоров выполнены, заключён мирный договор, но Финляндии её союзники не разрешали выйти из войны. Какие же были требования, которая выдвигала Финляндия?

Автономию Восточной Карелии;

Карелии дать право на самоопределение;

Разрешить Карелии провести свой съезд;

Объявить амнистию всем возвращающимся в Карелию беженцам;

Предоставить возможность всем карельским волостям иметь свою милицию;

Местный язык объявить официальным. Финский язык - вторым государственным ⁹⁵.

Как выполнялись все эти пункты?

1. В Раяёки была признана автономия Беломорской Карелии⁹⁶. Позднее была создана Карельская Трудовая Коммуна (КТК). Ещё позднее Автономная Карельская социалистическая республика.

2. В Раяёки признана автономия Беломорской Карелии⁹⁷. Всё остальное сказано выше.

3. Проведён свой съезд в Беломорской Карелии, а немногим позднее и во всей Карелии.

4. Объявлена амнистия, хотя и с немалыми оговорками.

5. Была создана своя милиция, в частности, в Беломорской Карелии из числа карел и финнов. Финские отряды, вторгшиеся на территорию Карелии после заключения мирного договора, расстреляли местных милиционеров. Такое, в частности, случилось в Костомукше, о чём свидетельствует памятник расстрелянным милиционерам и активистам.

6. Финский язык стал вторым государственным⁹⁸. В созданном позднее Ухтинском районе, в который вошли карельские волости, финский язык долгое время был первым официальным языком наравне с русским. В русских районах, официальным языком стал, естественно, русский.

В 1920-21 годах в Ухтинский район приехало много учителей-финнов для преподавания в школах на финском языке. Но финские отряды, вторгшиеся в Карелию после Тартуского мирного договора, многих из этих учителей расстреляли. Трое ухтинских учителей были расстреляны на восточной оконечности Большого Ухут-саари.

Часть карельских беженцев вернулась, но позже, в 1921-22 годах, отступающие финские отряды насильно заставляли местных жителей грузиться на сани и спешно ехать в Финляндию. Количество беженцев, указываемое финской стороной, - 40 тысяч, едва ли реально. По данным представителей карельских беженцев в Финляндии их число оценивается по-разному. Чаще упоминается цифра 26 тысяч ⁹⁹.

26 августа 1921. Финляндия передала Советскому правительству ноту о невыполнении условий Тартуского мирного договора.

Второй съезд представителей трудящихся Карелии расценил это как вмешательство во внутренние дела страны.

На территории Финляндии работали центры по подготовки агентуры для заброски на территорию Карелии. С одной стороны задача облегчалась тем, что в Финляндии были десятки тысяч беженцев из Карелии, напуганных большевистской властью, задавленных безработицей, лишившихся надежды и поддавшихся финской пропаганде. Из их среды можно было выбрать себе необходимый для подготовки агентуры контингент. С толпой возвращавшихся беженцев легко было перейти границу и обжиться на месте. С другой стороны, была непреодолимая сложность. Всякий чужой человек в селе был на виду, даже все тайные встречи с приходившими из-за кордона родственниками не оставались незамеченными. Это только дилетанту кажется, что в большом лесу легко затеряться. Затеряться может и легко, но остаться незамеченным невозможно.

В Ухтинской волости это было бы ещё сложнее. Партизанские отряды, созданные там в 1918 году для защиты деревень от непрошенных вторжений, несли свою службу умело. Мой отец был связным у партизан, и, как он рассказывал, они не раз останавливали и предупреждали лазутчиков из числа прежних жителей этих мест, чтобы не мутили воду и убирались восвояси, или оставались жить дома и мирно трудиться без чёрных замыслов. К тому же приехавшие сюда красные финны, которые спасались от буржуазного террора, после подавления выступлений рабочих в своей стране, были крайне непримиримы к шпионам оттуда.

К концу 20-го года Ухтинская волость, поддержанная руководством Карельской Трудовой Коммуны, стала переходить к частичному осуществлению своей экономической программы, здесь побеждала здоровая логика мирного созидания. Более решительно и революционно были настроены Ребольская и Поросозёрская волости¹⁰⁰. Тунгудская и ближние к ней волости очень сильно ощущали на себе притеснение Кемского Совета, и население здесь, как никогда, было объединено стремлением защищать свои права.

В мае 1921 года вместе с беженцами, возвращавшимися в Карелию, пришёл сюда финский офицер Илмари Таккинен в сопровождении Василия Леонтьевича Сидорова, члена КВП от Тунгудской волости. С собой они привезли пачки синеньких брошюрок "За свободную Карелию".

Летом крестьяне, предвидя такую же голодную зиму, усердно работали в своих хозяйствах, и им некогда было отвлекаться на призывы об организации сопротивления. Тем временем к западу от озера Тунгудское, между деревнями Марковой Горой и Березнаволоком, на расстоянии от первой 8 и от второй 10 верст оборудовали базу будущего партизанского отряда. Таккинен понимал, что в такое время года проводить собрания бесполезно, и он готовился к выступлениям осенью. Вся эта работа, если и не проводилась на виду, то большой тайны не составляла. Известны были дома и семьи, где он останавливался. Один из жителей рассказывал, что, проходя мимо известного дома, сельчане жадно втягивали запах кофе: опять этот финн тут гостит. Об этом очень ярко пишет в своём романе "Мы карелы" Антти Тимонен.

Почему тогда летом не был предотвращён бунт?

Кемский Совет выступал как организатор и провокатор народного выступления по заданию белого правительства, а через него и других врагов Советской власти ¹⁰¹.

Для своего оправдания он уже с 1919-20 годов готовил списки недовольных и обильно давал информацию о якобы антироссийской направленности всех хозяйственных и социальных инициатив Ухтинского правительства. Именно в такой редакции вся деятельность Ухтинского правительства и вошла в заключение по обвинению. Наркоминдел Чичерин не имел картины подлинного состояния дел на Севере Карелии, и потому, руководствуясь поставляемыми из Кеми данными и видя непомерные притязания финской стороны, пошёл на невероятные уступки, от которых удивлённо и радостно взвизгнула газета "Хельсингин саномат".

Маннергейм хорошо знал природу русского шовинизма и, не отягощённый родственными чувствами ни к финнам, ни тем более к карелам и русским, старательно играл на слабостях черносотенного духа, настраивал большевиков против карел. И карелам пришлось за это горько расплачиваться. Этим Маннергейм оказал карелам, как родственному финнам народу, предательскую услугу.

Для всех участников этого сговора был один объект воздействия и один враг - карельский народ.

Кемский Совет снял с себя все возможные обвинения со стороны Советской власти, предоставив списки пяти тысяч участников бунта.

В создании Карельского Лесного партизанского отряда (КЛПО) есть несколько особенных моментов. Во-первых, оно носило, как теперь принято говорить, заказной характер, все тексты протоколов и обращений к правительствам и в международные инстанции были заготовлены в Финляндии, отрепетирована была форма ведения пропаганды.

Была поставлена задача охватить как можно больше деревень, и собрать возможно большее количество конкретных, читаемых подписей.

Участие при этом финской стороны старались всячески не высвечивать. Илмари Таккинен стал Т. Илмариненом, и в финской исторической печати он вовсе не упоминается. Упоминается лишь столь же эффектно звучащее имя Вяйнямёйнена, настоящее имя которого Василий Леонтьевич Сидоров.

Как позднее выяснилось, многие из явившихся на такие собрания совершенно не представляли, что там происходит. В той тревожной ситуации люди надеялись на перемены к лучшему и любое сообщение, независимо откуда пришедшее, воспринималось с большим интересом.

Активисты Таккинена записывали всех, кто пришел на собрание, а часто просто всех жителей деревни подворно. Список этот прилагался к протоколу, содержание которого для подавляющего большинства так и оставалось не понятым. Это видно хотя бы из того, что Таккинен в своих выступлениях использовал разработанные в Финляндии штампы об эксплуатации карельского народа русскими. Такой элемент вражды здесь вовсе не воспринимался ни карелами, ни русскими, тем более в русских деревнях ¹⁰².

Но Таккинен говорил на финском, и каков был перевод, мы не знаем, как не знаем и того, говорил ли он об этом вообще в русских деревнях.

Протоколы собраний составляли в двух экземплярах, один на финском языке, для отчёта Таккинена перед финским правительством, и второй на русском для того, чтобы предоставить российским органам в качестве доказательства о наличии партизанского движения против Советской власти. Протоколы нужно было изготовить как можно быстрее. Дорога ложка к обеду.

26 августа 1921 Финляндия дала ноту протеста Советскому правительству в Москве о невыполнении Россией условий Тартуского мирного договора, и чтобы этот протест обосновать, надо было, чтобы протоколы своевременно попали в руки советских органов.

Базу КЛПО, где должны были быть сконцентрированы все документы, органам надо было накрыть ни раньше ни позже, чем когда соберут все протоколы. Раньше для Финляндии было невыгодно - надо было успеть провести собрания как можно в большем количестве деревень. Органам раньше прерывать эту работу было тоже невыгодно: чем больше будут списки врагов Советской власти, тем большая у них будет заслуга, тем больше у них будет оснований потом арестовать любого, чьё имя попало в списки.

О событиях тех лет финская пропаганда выступала очень помпезно, стараясь придать огромную значимость не только совершившемуся событию, но и выдать задуманное за свершившееся. С удивлением смотрю на составленную в Финляндии карту партизанских боевых действий в Беломорской Карелии в 1921-22 гг. На ней широкими кругами, похожими на мыльные пузыри, обозначены зоны действий партизанских батальонов против Красной Армии. И опять же замечу, эту карту для подтверждения своей значимости приложили к своим победным реляциям красные. Я не говорю Красная Армия. Она была совсем другая, и карательные органы со временем стали для неё не меньшим врагом, чем внешние.

В целом реляции о победах финских войск были на редкость залихватскими. В гражданской войне они потерпели поражения во всех военных операциях, но Тойво Каукоранта¹⁰³ пишет об уверенном продвижении финских отрядов, о создании в Карелии отрядов шюцкора, о приглашении финских офицеров в руководство этими полицейскими формированиями, о том, с какой любовью встречали финских солдат на карельской земле. Все с точностью до наоборот.

Во время Отечественной войны опять же финская пресса писала о взятии большого портового города Войница. На самом же деле это деревенька в двадцать дворов в одном из глухих извилистых заливов Куйтто¹⁰⁴. Писали в июле 1941 года о проведении всекарельского собрания в Вокнаволоке, где карельский народ просил о присоединении Карелии к Финляндии. На собрании присутствовала едва ли сотня-две женщин и детей Вокнаволока. Всё население района, 14 тысяч, было эвакуировано.

Такая же информационная тактика была применена и в случае с КЛПО.

Обстановка, в которой проходили собрания, организованные активистами КЛПО, была для таких мероприятий самая что ни на есть благоприятная. Ещё не совсем забылась победа Ухтинской республики, и не умер дух противостояния Кемскому Совету как главному обидчику. Население надеялось, что настоящая Советская власть всё-таки повернётся к ним лицом, а для этого надо одолеть эту, местную. Это извечная российская вера в доброго батюшку-царя. Кемский Совет не препятствовал действиям Таккинена, не реагировал на доклады из волостей, это у кого-то рождало мысли о бессилии местной власти, и надежду хоть таким путём изменить свою жизнь к лучшему.

Любопытно нарастание агрессивности Таккинена от собрания к собранию. Лето 1921 года ушло на подготовку актива отряда, и составлял он не более двадцати человек. Это те, кто могли выступить с оружием в руках, или, по крайней мере, приблизились к лесной базе.

Первое серьёзное агитационно-организационное собрание было 14 и 15 октября. Потом 19 октября. И вот собрание 28 октября 1921 года.

Если в приведённом протоколе явно видна агрессивность напоказ, то протокол общего собрания с. Ругозеро от 6 ноября 1921 года отражает собственную целенаправленность. Ругозёрская волость ещё до съезда представителей волостей объявила о своем отделении от России и присоединении к Финляндии, но по условиям Тартуского договора она была возвращена России¹⁰⁵.

Примечателен ещё один протокол прежде всего тем, что он составлен (если в этом нет невольной ошибки) 24 ноября 1921 года, то есть после того, как основная масса протоколов уже были в руках органов. А во-вторых, он по теме не совсем вписывается в типичные протоколы, составление которых было поставлено на поток.

В этой деревне активисты КЛПО, явно не успели провести "политико-массовую, воспитательную и разъяснительную работу", или же на тот момент уже было ясно, что КЛПО не существует больше. Но протокол всё же оказался в деле¹⁰⁶.

В обычном ряду идут протоколы собраний деревни Ушково, 18 октября - 14 подписей; далее названия не совсем разборчивые - 41 подпись. Такой же протокол - 19 подписей. Еще протокол - 13 подписей. Деревня Коргуба 23 октября - 32 подписи. Кевятозеро - присутствовало 50 человек. Чалма 10 ноября - 12 подписей.

2 ноября. "Слушали доклад командира Карельского зелёного партизанского отряда... 49 подписей".

Время для проведения собраний было выбрано удачно. Более двух лет жители волостей Кемского уезда были отрезаны от продовольственного снабжения, не имели возможности обратиться к советской власти и как-то вывести свою жизнь в нормальную колею. Под давлением властей Кемского уезда появилось извращённое представление о Советах. Но даже если бы не было этого промежуточного барьера между народом и российской властью, народу не дали бы строить жизнь по нормальным канонам, хотя реально могли избежать этой искусственно созданной правительством Финляндии, Кемскими красными и находящимися вне России белыми трагедии.

Историки каждой из этих сторон уверяют, что только при их безраздельном господстве такой беды бы не произошло. Они выступают адвокатами своих правительств, стараясь оправдать их разрушительную политику и действия. И все неправы. Народу не нужна была ни та, ни другая, ни третья власть. Самое оптимальное решение было выработано на Ухтинском съезде. Может оно в чём-то несовершенное, но любые поправки к нему были бы бескровными.

Приведу один из основных протоколов КЛПО полностью. Составлен он на собрании, которое состоялось на базе в присутствии небольшого числа людей, так как в обычных протоколах деревенских собраний непременно указывается количество присутствующих и их поимённый список.

И вот непротокольное добавление сделанное позже: "С подлинным верно. Уполномоченный ООПВО 20.11.21".

Итак, последние собрания проходили ещё после 10 ноября¹⁰⁷, с протоколов успели снять копии, как с русского, так и финского текстов, доставить в штаб КЛПО, откуда они попали в руки чекистам, и уже 20 ноября с них сделаны очередные копии, и уполномоченный ООПВО с сопроводиловкой отправляет эти копии дальше, в вышестоящие организации. Далее на основании полученных документов дело разворачивается довольно быстро.

Сопроводиловка: Печать РСФСР. "Управление Особого отдела. ВЧК Петроградского военного округа... Часть секр. опер. 1 декабря 1921 года № 3628с Сов секретно. Лично Предкарчека".

Эта сопроводиловка свидетельствует о том, какие высокие инстанции вовлечены в разбор дела о "Каравантюре".

А вот развитие или финал дела, начатого год назад Кемским Советом. Этот документ мы приводили выше.

Это те 180, против которых командир батальона Полуэктов открыл огонь из пулемётов. По его словам один был убит и десять ранены. Исполнения какого именно распоряжения требовал предревтрибунала, не знаю. Папка архивного дела похудела на две трети, и осталось только название "Олонецкие расстрелы".

Отмечу несколько, на мой взгляд, выразительных моментов. Присутствующих на этом организационном собрании КЛПО было очень немного, да их много и не могло быть: собрание проводили в лесу, среди наиболее доверенных, и поэтому за основу решения взяли протокол от 14 и 15 октября. (Два дня проводили столь многолюдное собрание в деревне, и Кемские власти не приняли никаких мер!)

На этом собрании заявили, что в Карелии нет никакого органа правления. Не признали правительства КТК, которое находилось в Петрозаводске, и успело уже сделать реальные шаги на пути к автономии и экономической самостоятельности. Совсем скинули со счетов КВП, т.е. Ухтинское правительство, которое номинально ещё существовало и было на территории Финляндии в Кухмониеми. Комитет КЛПО заявил себя единственным правительством с правом ведения международных дел. И сразу же обратились к правительству Финляндии с очень решительной просьбой - ввести войска. Именно с тем, для чего прибыл сюда Таккинен.

Сам себя избравший комитет уполномочил себя вершить суд, в том числе и за политические преступления. (Утверждается своя диктатура).

Собрание происходило 19-20 октября, потом были собрания в деревнях. Последнее - 10 ноября, а возможно и позднее¹⁰⁸. И вот уже 20 ноября уполномоченный ООПВО снял копию, заверил правильность этого главного документа, имеются копии всех, даже ноябрьских собраний, а Таккинена так и не взяли. Что это?

Таккинен получил своё, и дал чекистам повод праздновать победу в войне, которой не было.

В книге Тойво Каукоранта "Itä-Karjalan vapaudentie", как и в других исторических изданиях ни словом не упоминается про Илмари Таккинена, будто и не было его, избранного командиром КЛПО и председателем карельского комитета. Все протоколы переведены на финский язык, хотя собрания проводились по большей части в русскоязычных деревнях¹⁰⁹, и все они заверены председателем, секретарём и заверена правильность перевода на финский. Протоколы, похожие друг на друга, составлены в довольно решительных тонах, а в них отчётливо указаны имена и фамилии всех присутствующих. И как только с протоколов были сделаны копии - один экземпляр Таккинену для отчёта, другой для НКВД, Таккинен и Сидоров ушли в Финляндию. Очевидным было, что ни о какой партизанской войне не может быть и речи, хотя на то время Кемский Совет не препятствовал, затаился и дал возможность закончить эту провокационную работу.

На Севере Карелии собрания КЛПО не проводились, здесь такую провокационную работу проводить было бесполезно.

Но здесь списки подозреваемых были добыты другим способом. Ещё на съезде Илья Сонников потребовал дать ему списки ополченцев, но ему было отказано. После изгнания Ухтинского правительства пришедшие к власти красные заполучили у Советов списки партизан и ополченцев. Не подозревающие коварства, карелы дали им эти списки. Чего было таить, ведь отстаивая свою самостоятельность, они били одних и тех же врагов.

Те, кто воевали против красных, ушли в Финляндию. Были отдельно составлены списки тех, кто подозревался когда-либо в связях с Финляндией или уходили и приходили оттуда, списки оставшихся там. Почти всех партизан и ополченцев арестовали. Несмотря на то, что воевали они против англичан, белых и финнов. Остались однотипные, написанные одним почерком протоколы допросов с показаниями и признанием своей вины перед Советской властью.

Отмечу один интересный момент. Изучая архивы своей деревни, я обнаружил такие списки, но... Составившая их активистка обладала неким чувством сострадания. (Возможно, это был активист).

Все жители деревни имели русские фамилии, данные им при переписи "писчиками", и по этим фамилиям им были выданы документы. Но в деревенском быту сохранились свои, прежние, которые давались то ли по старейшине рода, живому или давно почившему, то ли по названию местности, то ли по каким-либо другим признакам. В списках все ушедшие за границу шли по обозначенным в документах фамилиям, а оставшиеся в деревне или вернувшиеся были отмечены по деревенским. Таким образом, во время этой волны арестов кому-то посчастливилось остаться в живых.

вперёд, дескать, выйди и скажи. Но неправда сломила его, и он оказался вот на этих путях. Сколько было таких!

В качестве документа, подтверждающего достоверность всего сказанного мной, я хотел привести итоговый обвинительный  документ  под  таким  названием: "Заключение. Дело № 981/983. По  обвинению  белокарельскаго  контр-

предыдущим изложением пытался оспаривать записки сумасшедшего, написанные крайне безграмотно, несвязно с точки зрения русского языка и лишённые какой-либо юридической логики.

Хочу коротко прокомментировать это "Заключение".

Нет ни единого реального обвинения против Ухтинского правительства.

Не сказано, что проведение съезда было разрешено большевистским правительством (а оно в действительности было разрешено на самых верхах, и об этом они проинформировали правительства других государств, в силу создавшейся тогда международной обстановки).

Не сказано, что большевистские власти гарантировали безопасность всем делегатам и участникам съезда, всем приглашённым на съезд.

Далее, не говорится о том, что красные войска, по решению съезда, были отведены с территории Ухтинской республики. (Это опять же для того, чтобы формально выполнить условия договора.) ¹¹⁰

В вину ухтинцам ставится, что они разбили войска белого Северного правительства, наступавшие на Ухту с трёх разных направлений, и взяли в плен командира белых подразделений барона Тизенгаузена. Якобы сделали они это в угоду финской буржуазии. Отряды самообороны и партизанские отряды, которые разбили белых и теперь, в относительно мирное время, несли постоянное боевое дежурство и вылавливали провокаторов, засланных с финской стороны, в этом документе объявлены бандформированиями. Ухтинскому правительству ставится в вину подвоз хлеба из Финляндии, но не говорится, что было это вызвано тем, что Кемское правительство по согласованию с белыми перекрыло поставку продовольствия в эти волости как с юга России, так и с севера ¹¹¹.

О вероломном разгроме Ухтинского правительства красными говорится как о вполне законном акте. Хотя выборы этого правительства были разрешены Советами, и официального распоряжения о его роспуске или объявлении незаконным не было.

Выбранных крестьянами ходоков к Советской власти обвинили в антисоветских действиях. Собрание крестьян Летнеконецкой волости, на которое пришли более двухсот человек, назвали белокулацким мятежом, а действия командира батальона Полуэктова, который привёл для подавления мятежа двести солдат и открыл по крестьянам огонь из пулемётов, признаны вполне законными. Все крестьяне, пришедшие на собрание, объявлены участниками карельского мятежа.

Ни слова не говорится о том, были ли предприняты какие-либо попытки помешать Таккинену, уж не говоря о его аресте. Просто указано: "происхождение не установлено", хотя Таккинен был хорошо известен в деревнях Тунгудской волости, также было известно, что он вербует людей для проведения подрывной деятельности, открыто подбивает народ высказываться за присоединение Карелии к Финляндии.

Вёл он себя в деревнях по-барски, разговаривал с карелами высокомерно, через губу, запугивал народ угрозой большевистского террора.

В "Заключении" так и не сказано, какие же активные действия против Советской власти вели участники "карельского возстания".

Ухтинское правительство виновато тем, что оно, как таковое, было избрано народом. И ещё за то, что оно делилось хлебом со всеми волостями, примкнувшими к ним. Собрания крестьян Летнеконецкой и Тунгудской волостей, на которых они принимали обращения к Советской власти и избирали ходоков к ней же, чтобы добиться правды, расценены как открытый бунт. Да, именно это.

Отмечено два или три случая грабежа в деревнях, когда с кооперативных складов было украдено десять или двадцать пудов муки, и это подано как действия восставших крестьян. Но это же полный абсурд. Неужели требующие справедливости крестьяне будут грабить свои же склады? О том, что красные грабили хлебные обозы для населения, идущие из Финляндии, не упоминается. Не исключено, что упомянутые случаи грабежа имеют то же происхождение и совершены теми же лицами.

Заключение политотдела седьмой армии о том, что в крестьянских волнениях виноват Кемский Совет, не упоминается.

Вот, собственно, и весь перечень активных действий и партизанской войны, о победе в которой с таким пафосом писали финские историки, и в которой со стороны красных не было никаких жертв ¹¹².

Со стороны Финляндии были нашествия организованных там банд, от которых финское правительство старательно открещивалось.

Реальным последствием таких обвинений стали таковые результаты.

"Как более выдающиеся деятели являются граждане: (см. стр. 304 до 344 и 371 до 375, а так же 914 до 1001)".

Напомню, что каждая развернутая страница этого протокола вмещает сорок строк. Возможно, в нумерации страниц закралась ошибка. В одних официальных реляциях о победах в подавлении мятежа упоминается 2500 участников, в других 5000.

Финские источники карельский мятеж преподносят столь помпезно, что, даже поверив их данным на десять процентов, можно смело награждать орденами огромное количество "подавителей".

Большей вины крестьян перед Советской властью в следственных документах я не обнаружил.

Становится очевидным, что все обвинительные документы составлены Кемскими властями¹¹³. Безусловно, эти документы оказывали большое отрицательное влияние при переговорах России с Финляндией. На что и был сделан расчёт.

Маркс в предисловии к "Капиталу" приводит слова "великого флорентийца": "Мёртвый хватает живого"¹¹⁴. Они верны были для того времени, но не утратили своего смысла как в упоминаемое время, так и сейчас.

В недавно изданной "Истории Карелии"¹¹⁵ Ухтинские события упоминаются как сжатый вывод того злополучного "Заключения". О финских источниках я уже упоминал.

В Финляндии мне дали рукопись автора, отец которого в 1920 году вынужден был переехать в Финляндию. Сам автор родился уже в Финляндии где-то в начале пятидесятых. О прежней жизни родной деревни отец оставил свои небогатые воспоминания, но и они представляют большой интерес. Но оценку политических событий в Карелии тех лет его сын взял, естественно, из финских источников. Он так и не понял, кто послал наёмных волонтёров из Финляндии воевать на территорию Карелии, и какую роковую, убийственную роль они сыграли в судьбе карельского народа. Они, якобы защищая интересы карел, вызвали на них огонь красных, развязали перестрелку на окраине деревни, и когда красные открыли по деревне артиллерийский огонь, спокойно ушли на финскую сторону, пожелав сельчанам удачи.

Геннадий Николаевич Куприянов, о котором я упоминал выше, рассказал, что когда в Кремле встал вопрос о выселении карел и финнов с мест нынешнего обитания, то одним из самых веских доводов обвинения были вот эти, слепо заимствованные у финских историков и услужливо поданные Сталину сведения об участии карел в войне против Советской власти. Как не оценить такую "дружескую" услугу родственному карельскому народу.

В наши дни перестройка мышления временами усердно клонится в направлении охаивания своей истории и угодливого виляния хвостом в сторону материальной выгоды. Профессия публициста становится опасной, если ты откровенно не становишься на сторону одной из противоборствующих политических сторон, а пытаешься докопаться до исторической правды. К этому литература приходит далеко не сразу после трагических событий.

В 1991 году в Петрозаводске вышла книга двух авторов, участников войны по разную сторону линии фронта - советского партизана Яакко Ругоева и солдата финской армии Эйно Пиэтола, воевавшего с партизанами на Ухтинском направлении. Книга называется "Таёжная война"¹¹⁶, и оба автора рассказывают о тяжёлых военных буднях как советских, так и финских солдат.

Для начала такого разговора потребовалось полвека.

Позже в одном из финских изданий Яакко комментировал свою военную хронику так: "Я не против Финляндии, я против войны".

Я тоже - против войны. Я против того, чтобы политики выставляли карельский народ ответственным за их неправедные действия и чтобы попирали его достоинство.